Утром, когда пришел Бориан, мужчины удалились. Птицей, трепещущейся в клетке, ощущала свое сердце Гюзяль. Путались мысли, они противоречили друг другу, ругались между собой. Смешались все «за» и «против». Она упрекала себя, что отвергает счастье, о котором даже мечтать боялась. Это в ее понимании было глупо, необъяснимо и предосудительно. Но и предать то, что дано тебе было в самый трудный момент жизни, – подло.
А мужчины тоже вершили суд над ее жизнью. Бориан спрашивал, сможет ли его соперник сделать свою жену счастливой. Тот оспаривал свои преимущества, приводя важный аргумент – он отец детей, он не даст развод. Но даже, если она уйдет, он не отдаст дочерей, они обе на его фамилии.
– Хорошо. Тогда пусть Гюзяль сделает выбор сама, с кем ей быть, – решил Бориан.
Бориан не спешил уезжать. Дождался пока Гюзяль начала ходить, гулял с ней, подбадривая, вселяя уверенность в полном выздоровлении.
Расставание было тяжелым. В объятии они долго, молча стояли, будто хотели это ощущение оставить в памяти.
– Спасибо, что ты есть!– прошептала Гюзяль и отпустила его. Отпустила навсегда.
Часть II
Глава 1
Едва мужчины успели поставить палатки, сгустились сумерки. Темнеет в горах быстро. Женщины за это время собрали щепки, ветки и разожгли костер. Скоро над костром зашумел чайник.
– Ну, цыгане, шумною толпою набросимся на еду и спать! Завтра вставать на рассвете, – распорядился Закорин.
За едой разомлели, но бодрящий холодок все же не располагал ко сну. Тамара проверила состояние глины, завтра ей лепить скульптуру альпиниста. Для Гюзяль нагрузка при подъеме на горы оказалась великоватой, перенесенная болезнь аукала до сих пор, и Лев, как врач, посчитал себя обязанным помассировать ей ноги.
Спать пошел только Закорин, режим в горах – закон для альпиниста.
– Лев, почему ты завтра планируешь восхождение на вершину? Я-то как с тобой пойду? – спросила Тамара.
– Я пригласил тебя лепить Закорина, а не меня.
– Это я ехала из Москвы лепить бездарного старикашку?
– Я не берусь оценивать в нем дар художника. Но в горах он воплощение мужества, человек, которому покоряются вершины.
Гюзяль слушала этот разговор с большим любопытством. Тамара и Лев видели Закорина с разных позиций. Именно воплощением двух личностей: жалкого неудачника в искусстве и хозяина гор волновали и Гюзяль.
С переездом в Алма-Ату, когда ее переводом забрали в республиканскую газету, жизнь Гюзяль совершенно преобразилась. Она как будто вырвалась из липкой паутины, оставив злополучный дом Рустаму и поселившись в уютной квартире в Алма-Ате. У нее как будто открылось второе дыхание, тогда и зародилось желание поведать людям историю раздвоения личности, которую она увидела в Закорине, а трагедия своей собственной жизни позволяла создать собирательный образ. Хотелось найти причины этой человеческой трагедии. Может это злой рок, преследующий нас? Избежать его просто невозможно. Так написано на роду. Такое утверждение бытует. Ведь бывает, что человек из кожи вон лезет, чтобы преуспеть в делах своих, но все идет насмарку. Гюзяль вспомнилась шаловливая песенка про остров Невезения в океане. И она напела:
Там живут на острове люди – дикари
На лицо ужасные, добрые внутри.
Что они ни делают, не идут дела,
Видно, в понедельник их
Мама родила.
Интересно, в какой день родилась она сама? Гюзяль не знала ни дня, ни месяца, ни года своего рождения. Такое тяжелое время переживала страна, что даже до регистрации новорожденных руки не доходили. «Вот и к маме не придерешься с претензией, что родила в ненужный день», – пошутила она сама над собой.
Здоровье не позволяло Гюзяль быть с Закориным там, где увидели и оценили его глаза Льва. Но и здесь, у подножья вершин, она вдохнет хотя бы дух, царящий в горах.
Эта встреча, объединившая их в одной точке земного шара, как и в первый раз, при знакомстве была не случайной. Теперь, и Тамара, и Гюзяль должны были понять, почему так тесно переплелись их жизни. Не поняв это, им ни за что не осуществить задачи, ради которой они съехались сюда, создать образ человека, который одновременно вызывает к себе – и унизительную жалость, и восхищение, найти тому причины.
Встреча эта была последней. Закорин занемог, и Лев убедил его пойти с ним в больницу. Обследование показало самое страшное – запущенный рак. Видно, контакт с химикатами для проявления и закрепления фотографий не прошел бесследно
Позирование для Тамары продолжил Лев. Друзья по очереди приходили и ухаживали за обоими стариками. Мать из последних сил крепилась, а Закорин после химиотерапии совсем ослаб. Резко похудел, уже ничего не ел, только сидя на кровати, медленно раскачивался взад и вперед и молчал. Угасал долго и мучительно но, но не жаловался и не стонал.
С полгода назад, наверное, уже чувствуя, что серьезно болен, он сказал Гюзяль, что уже стар и, если почувствует, что скоро умрет, из последних сил поднимется в горы и сбросится со скалы, жалкой смертью умирать не станет.