Родилась вторая дочь, и к бывшей усталости добавилась еще одна забота. Гюзяль уже не хватало ни на что и ни на кого. Старшая дочь, которая совсем недавно потеряла лелеющего ее дедушку, затем бабушку, теперь вынуждена была разделить свою мать с чужим, ненавистным человеком и, наконец, с младенцем, который полностью отнял у нее мать, почувствовала себя отвергнутой. Улыбка исчезла с ее лица, а в глазах появилась неестественная для ее возраста, грусть и отчаяние от неразрешимости проблем, свалившихся на ее детские плечики. Занятия музыкой, необходимость в которых она не понимала, и которые совсем не соответствовали состоянию ее души, добивали ее окончательно. Начались болезни.
Жизнь отсчитывала годы, и годы эти для Гюзяль были бледными и выцветшими, как старый, заношенный халат. Она неустанно хлопотала, и хлопоты эти были пустыми и безрезультатными. Дети росли сами по себе. Она не вникала в их забавы, интересы, проблемы. Не заметила она и скрытую вражду между подрастающими сестрами, старшей из-за ревности, младшей – в отместку за неприязнь.
Гюзяль всем своим материнским сердцем чувствовала трагедию души своего первенца, и когда щемящая боль достигала своего апогея, она взвывала. Ей хотелось прижать дочь к себе и излить ей всю душу. Хотелось своими слезами смыть печаль с ее глаз и умолять о прощении. Но когда в такие минуты подходила к дочери, руки не поднимались, и она молчала. Она чувствовала, что в этом детском сердце уже убита даже надежда быть любимой.
Все в доме были сожителями, и воспринималось это, как нечто обычное, нормальное. Однажды случилось такое, что ни разуму, ни сердцу не понять. Надо было ехать в командировку. Рейсовый автобус уходил очень рано, когда городские автобусы еще не ходили, добираться до автовокзала надо было пешком. Гюзяль попросила мужа проводить ее.
Безлюдные улицы навивали тоску. В юности Гюзяль мечтала встретить рассвет с любимым человеком. Сейчас они шли с мужем рядом, равнодушные и к рассвету, и друг к другу. Невдалеке показался мужчина. Он шел навстречу, и когда они поравнялись, мужчина неожиданно бесстыдным жестом потянулся к ней.
– Ты что, обалдел? – вскричала Гюзяль и в тот же момент увидела своего мужа на другой стороне улицы.
Сердце женщины скорее умерло, чем жило. Оценивать уровень падения мужа она даже не бралась. Да, наверно, того уровня и не существует, разве только бездна.
Но, оказалось, даже в бездне есть различные уровни. Вскоре Гюзяль обнаружила постыдную измену мужа. Она получила долгожданную семейную путевку на курорт, чтобы поправить здоровье Ригины. На тот момент Рустам переболел неспецифической пневмонией. Этот диагноз был началом болезни ее матери и представлял собой для Гюзяль страшную угрозу. Несмотря на слезное сопротивление дочери, Гюзяль отправила ее на курорт с отчимом. Вот там с первого дня он и предался распутству. Узнала Гюзяль об этом от дочери. Он отрицать не стал. Гюзяль слегла.
Глава 11
Паралич. Врачи боролись за ее жизнь, но воля самой Гюзяль была надломлена и уже не сопротивлялась болезни. Речь у женщины сохранилась, хотя была не очень внятной. Она попросила мужа написать письмо Бориану от ее имени и сообщить о случившемся. Единственное, что она хотела – увидеть любимого человека возможно последний раз.
Муж невозмутимо исполнил ее просьбу. Он не верил, что Бориан как-то среагирует на это письмо. Пусть сообщает, если это облегчит ее душу.
Через несколько дней в дверь постучали. Телеграмма! И в ней два предложения: «Несказанно опечален вылетаю первым рейсом»
Бориан держал ее руку в своей горячей руке, и жизнь со всей значимостью заполняла ее сердце. Кто сказал, что нет панацеи от всех болезней?!
– Чуть-чуть поправишься, и мы уедем. Я позабочусь о твоем здоровье. Твои дети будут моими детьми, все будет хорошо, – мягкий баритон его голоса вселял надежду.
Рустам потерянный стоял в стороне. Они решали его судьбу и так бесцеремонно, без него.
Бориан не уезжал, и Рустам понял всю серьезность его намерений, недоумевая, зачем она ему больная с детьми? Зачем Гюзяль нужна ему, самому, он тоже не знал. Как быть ему теперь в глазах родных, отца. Ведь отец предупреждал о непредсказуемости этой женщины. Вот тебе и королева, и ее миллионы! «Не было ни гроша и вдруг алтын!»– хвалили выбор жены его сестры, указывая на дом Гюзяль, настаивали сразу же узаконить брак, мало ли что. А теперь развод!
Поздно вечером, когда супруги остались одни, Рустам взмолился. Он просил не позорить его в глазах соседей, его родни, отца. И опять, к своему ужасу, Гюзяль отметила, что и этот муж ни разу не упомянул о дочери, хотя бы своей. Он убеждал ее, что не имел к женщине на курорте никаких чувств, что это не измена и даже не увлечение, а просто баловство человека, вырвавшегося на волю. Наконец это выражение обиды, озлобленности, вызванное изменой бывшей жены. Просил поверить, что и к той женщине на курорте он испытывал ту же ненависть. Мужчина рыдал. Гюзяль, застыв в смешанных чувствах отвращения и жалости, молчала.