— У вас все в порядке? — спросил он, как-то странно глядя на Гаэль, как никогда раньше, отчего ей на минуту стало не по себе, словно он вдруг увидел в ней женщину и ровню. — Должно быть, вам очень не хватает отца и брата.
Гаэль занервничала еще больше. Что он задумал? Впервые она не чувствовала себя в безопасности наедине с ним и молилась, чтобы ему не взбрело в голову изнасиловать ее.
Она пыталась выглядеть серьезной, почтительной и неприступной одновременно, но на деле смотрелась красивой и очень молодой, особенно для него. Гаэль знала, что он овдовел в начале войны, но бабником не казался. В отличие от многих офицеров он никогда не пытался заигрывать с местными женщинами и был всегда неизменно корректен и вежлив.
— Не стану отрицать, — призналась Гаэль, стараясь говорить ровным тоном.
Ни к чему откровенничать: ее чувства его не касаются — ведь это он виноват в смерти ее отца и, пусть и не лично, в исчезновении Фельдманов и многих других семей.
— Полагаю, вы верны своей стране, — заметил командующий гарнизоном осторожно, и по ее спине пробежала дрожь ужаса.
Неужели что-то пронюхал о ее тайной жизни?
— Да, — спокойно ответила Гаэль, изо всех сил стараясь оставаться бесстрастной.
— Вы выросли в этом доме, среди прекрасных вещей. Какое счастье, что в вашей стране так много национальных сокровищ. В Германии их тоже много, но, боюсь, мои коллеги и соотечественники ведут себя здесь чересчур алчно.
Гаэль понятия не имела, куда ведет этот разговор, но видела в его глазах боль и сожаление. Он много размышлял, перед тем как позвать ее, но не мог придумать другого способа выполнить свой план. Своим подчиненным он не доверял и старался не заводить друзей среди местных жителей, чтобы позже его не обвинили в предательстве. Будучи немцем до мозга костей, он все же не соглашался со многими приказами, которые приходилось выполнять.
— Как вы относитесь к своим национальным сокровищам — знаменитым шедеврам Франции? — спросил он прямо, сделав ударение на слове «сокровищам».
Гаэль в недоумении уставилась на него, не понимая цели вопросов, но в то же время испытала облегчение, оттого что немец не задал других, которых она панически боялась. Если узнают, ее убьют, как убили отца, Гаэль это знала, но пошла на риск добровольно: жизнь детей того стоила.
— Это счастье — иметь возможность лицезреть такие шедевры, — сказала Гаэль как можно благожелательнее, хотя в музеях не была с начала войны и меньше всего думала о национальных сокровищах, в отличие от командующего.
— Верно, — улыбнулся он снисходительно, словно они каким-то образом стали союзниками.
Может, хочет заманить ее в ловушку? Оставалось надеяться, что это не так.
— Вопреки мнению многих своих соотечественников я считаю, что искусство Франции принадлежит Франции и должно оставаться здесь, а не переправляться в Германию, куда отосланы многие предметы искусства, особенно за последние месяцы.
Командующий гарнизоном действительно страдал оттого, что ценители из высшего командования вагонами отсылали шедевры в Германию. Сам фюрер всегда страстно любил искусство, и по его приказу в австрийском Линце строили новый национальный музей.
— Некоторые шедевры, отосланные в Германию, были взяты из музеев. Остальные — из личных коллекций, конфискованных рейхом, — пояснил он серьезно. — Я считаю это неправильным и просил бы вас, мадемуазель Барбе, помочь мне. Мой друг в Париже, один из старших офицеров СС, хотел бы спасти те предметы искусства, которые еще возможно, и после войны вернуть вашему правительству или в национальные музеи, откуда их забрали. Предметы из личных коллекций могут быть также возвращены владельцам, которые предъявят на них права, а до этого времени будут находиться в ваших музеях. Вы готовы мне помочь?
— Хотите, чтобы я украла их для вас? — совершенно потрясенная, выдавила Гаэль. — Меня же расстреляют…
— Пожалуй, «украла» — слишком сильно сказано. Речь идет о сохранении национальных сокровищ для правительства и коллекционеров, которым они принадлежат по праву. Нет, я не хочу, чтобы вы их воровали, тем более что они уже были однажды украдены. Кое-кто из офицеров попросил моего друга переправить несколько ценных картин в Германию, и он сумел их припрятать, чтобы потом передать французскому правительству, перед тем как мы отсюда уйдем. Есть и другие картины, но для них нужно найти безопасное место. Временно. Если вы согласитесь, я бы хотел тайно передать эти картины вам и просить вернуть все в парижский Лувр, но только после нашего ухода. Я считаю вас девушкой честной и высокоморальной, поэтому и готов доверить вам эти шедевры. И если вы согласитесь стать моей союзницей, никто об этом не должен знать, иначе нас обоих расстреляют.
— Но где же я их спрячу? — ахнула Гаэль, совершенно обескураженная его откровенностью.