Награда

Париж освободили 25 августа. Повсюду звучала музыка, люди танцевали, американцы раздавали конфеты и шоколадки детям и улыбались хорошеньким девушкам. Народ устал, но в последнем взрыве энергии праздновал приход победителей. Города один за другим освобождались, и наконец Франция была свободна!

Глава 6

Когда танцы на улицах, парады танков и войск, праздничная атмосфера и радость немного поутихли, жители городов и деревень по всей Франции вспомнили о тех, кого считали предателями. В большинстве случаев их имена были у всех на слуху, но случались и неприятные сюрпризы, когда изменников обличали родственники и друзья.

Мэра, поставленного правительством Виши, выгнали из города и на его место поставили нового, верного Франции и участника Сопротивления, храбро сражавшегося с нацистами. Люди шли к нему, ожидая правосудия, и часто с его одобрения вершили правосудие сами.

Аполлин одной из первых пришла в ратушу, где принимал посетителей новый мэр. Оказалось, что он был в той же группе Сопротивления, что и ее сын. Она сочла своим долгом донести на Гаэль: мол, та продавала свое тело за еду — спала с начальником гарнизона. Группа добровольцев записывала жалобы местных жителей, чтобы в дальнейшем определить степень вины каждого. В основном обвиняли женщин, которые имели отношения с нацистами, даже рожали от них детей, но шпионками не были. Внесли в список по требованию Аполлин и Гаэль. Она хотела публичного наказания для девушки за все, что та, по ее мнению, делала.

Процветал самосуд. Озлобленные хулиганы выволакивали обвиняемых на улицу, били, пинали, плевали в лицо, а потом брили наголо и гнали по городу, выставляя их позор напоказ. Местные жители им вслед свистели, орали гадости, забрасывали отбросами, мусором, пустыми бутылками — всем, что попадалось под руку. Все это было на редкость унизительно, но женщины пытались держаться достойно, несмотря на то что подвергались всяческим нападкам.

Настигла кара и Гаэль. Девушку выволокли из сада и потащили на главную улицу, где мужчины отвешивали ей пощечины, а женщины били палками от метел. Домой Гаэль вернулась вся в синяках, с разбитым в кровь лицом, бритой головой и глубоким порезом на руке от брошенного горлышка разбитой бутылки. Одежда омерзительно воняла от прилипшего мусора. В глазах девушки стыло отчаяние, сердце ее было разбито. Никто не предъявил ей никаких обвинений, не потребовал объяснений, но и не защитил — просто некому было. Сотрудники ОСИ вернулись в Марсель и Шамбон, где нужно было закончить дела, попытаться найти семьи спасенных детей. Никто не выступил в ее защиту, потому что никому не было известно о картинах, которые она прятала, чтобы вернуть в Лувр, а она не могла сказать из опасения, чтобы попросту не украли. Там сокровищ на миллионы франков, поэтому пришлось терпеть позор в каменном молчании. Даже американские солдаты свистели и орали ей вслед оскорбления. Никто не попытался ни в чем разобраться — достаточно было обвинения кого-то из местных жителей.

Вернувшись домой, у подножия задней лестницы Гаэль встретила Аполлин. Девушка старалась, чтобы никто видел, как она вошла, но бритая голова была свидетельством ее стыда.

Широко раскрытыми глазами она смотрела на женщину, которая всю жизнь о ней заботилась, а теперь, не зная правды, предала.

Обе стояли молча, пока старуха не плюнула ей в лицо, и это стало последним ударом. Гаэль медленно поднялась по лестнице, и по щекам ее катились слезы.

Она так и не перебралась в свою комнату и по-прежнему жила на чердаке, чтобы быть поближе к матери, которая тоже не вернулась к себе после ухода немцев, заявив, что никогда больше не сможет там спать.

Этим вечером Гаэль решила не показываться матери в надежде, что следующим утром будет выглядеть получше. Перед завтраком она едва не столкнулась с Аполлин — та как раз выходила из комнаты. И с такой ненавистью она посмотрела на Гаэль, словно случившегося вчера было недостаточно. Мать сразу же заметила синяки и бритую голову дочери: даже она знала, что это означает, — и воскликнула с ужасом:

— Что случилось? Почему они сделали это с тобой? Ты что, предала свою страну? Да как ты могла? С кем якшалась?

Агата и представить не могла, что дочь способна на что-то столь отвратительное, в то время как ее отец и брат погибли от рук нацистов.

— Ни с кем, мама, — ответила она тихо. — Все было не так. Я могу объяснить.

— Не надо! — прошипела мать. — Незачем. Пока я была прикована к постели, ты спала с немцами!

— Никогда! — ответила Гаэль с достоинством. — Я никогда ни с кем не спала. Я все еще девственница.

И это было правдой. Немецкие солдаты оставили ее в покое, следуя строгим приказам командующего, который и сам никогда не позволял ничего непочтительного.

— Я тебе не верю! — завопила мать. — Ты нас обесчестила! Как теперь мы сможем здесь жить? Все знают, кто ты! Взгляни на себя!

Она показала на ее лысую голову, и из глаз Гаэль снова брызнули слезы. Она понимала: мать слишком расстроена, чтобы довериться ей. Агата едва не билась в истерике, и, конечно, ей сложно будет донести истину.