Найденка (СИ)

Стараясь не прислушиваться к доносящимся из спальной омежьим сладким стонам и вскрикам, в шесть рук двое бет и альфа выдвинули на середину общинной широкую, до этого приставленную к стене лавку. На нее и уложили обвисающее тело Дара. Стянуть с трупа одежду оказалось делом нелегким — убитый Милом шаман был крепким мужчиной.

После тело обтерли мокрыми тряпочками, обсушили принесенной Миром простыней, завернули в плотное шерстяное покрывало и поверху обмотали бечевкой. Все. К погребению готов.

Покончив с печальными хлопотами, Мир и парни приняли еще по трети кружки самогона и сели на пол передохнуть. Мир молчал и, как ему казалось, незаметно время от времени промокал рукавом глаза. Оплакивал гибель любимого.

Горю несчастного ни Бэл, ни Рыся помочь не могли — не умели, увы, оживлять мертвых. Кляли, каждый про себя, Мила, перестаравшегося с изгнанием шура, течкующего, упражняющегося, очевидно, сейчас с вынутой из-под тюфяка шаманов, загадочной штукой в щедро предоставленной Миром постели. Что стоило глупому даруну стукнуть немного слабее, а? Ну, почему у омег в течку отъезжает напрочь соображение?

От выпитого натощак самогона заклонило в сон. Даже Бэла — молодой альфа слишком устал и переволновался за день. В ноздри он, чтобы отрезать будоражащий кровь запах Мила, по совету шамана запихал пропитанные соком какой-то противно пахнущей травы плотно свернутые из обрывков тряпочек тампончики и дышал через рот. Отвар дроба продолжал действовать, притупляя желание. Еще бы и уши заткнуть, временно оглохнув…

Рыся, не спрашивая разрешения, под одобрительный кивок присевшего к столу учителя подхватил друга подмышку и потянул за собой к спальной. И Бэл, зевая, позволил себя вести, хотя, наверное, предпочел бы сейчас тихий сеновал, упасть и вырубиться. Сомневался парень ровно до того момента, пока шаманчик не распахнул перед ним дверь.

Представшее взору альфы — и беты, и беты, Рыся никуда не делся и выглядывал из-за плеча — зрелище буквально орало о грехе.

— Охххэх, — выдохнул мгновенно проснувшийся Бэл.

Словно откликаясь на изданный альфой невнятный звук, лежащий на спине Мил всхлипнул, мотнул по подушке головой и еще шире раздвинул покрытые синяками, изящные коленки. Обе руки даруна двигались слаженно, в едином быстром ритме — правая, сжатая в кулачок — на чреслах, пальцы левой вдалбливали между ягодичек некий весьма толстый, продолговатый, темный предмет.

Раскрасневшийся, прерывисто дышащий, с закрытыми глазами, взмокший от усилий достичь обрыва в сверкающую бездну, закусивший в исступлении нижнюю, пунцовую губку Мил был прекрасен и невероятно похабен сразу.

Выросшему среди аж четырех регулярно течкующих омег Бэлу не доводилось ранее видеть подобного откровенного бесстыдства — если татовы супруги иногда и занимались самоудовлетворением, в отсутствие хозяина, они всегда крепко запирались от детского любопытства на засовы.

Уставший ждать, когда загораживающий проход Бэл отомрет, Рыся больно ущипнул альфу за бок.

— Эй, — сказал чуть удивленно и похотливо облизнулся. — Ты чего? Вылупился как девственник…

Объяснять шаманчику, что он и есть девственник, Бэл не стал — ибо у парня уже встало абсолютно все, даже волоски на загривке и предплечьях, а челюсти свело судорогой.

Кто-то буквально три лучины назад злился на омег — мол, те на период течки теряют соображение? Смешно. Альф сие утверждение тоже касалось!

Мил резко ускорил движения рук, оторвал попку от простыней, вильнул ею, хрипловато, низко простонал, мелко содрогаясь телом, и залепетал в пространство — горячо, страстно:

— Ооо, еще… Еще немножечко… Не могу больше…

Не хватало бедному шаманской игрушки и мощной хватки на бедрах альфячих ладоней. Не получалось достичь пика.

Бэл прорычал нечто невнятное и, грубовато пихаемый Рысем в спину, ввалился в спальную, разоблачаясь на ходу — одежда вдруг показалась парню ужасно тесной и лишней. За ним спешил, сдирая портки — рубаха с торса уже куда-то исчезла — Рыся.

Мил повернул голову на шум, посмотрел мутно, едва ли понимая, кто эти лезущие к нему на постель голые, пребывающие уже в полной боевой готовности парни.

Ноздри даруна жадно затрепетали, ловя нахлынувшие с новоприбывшими запахи.

— Моя хвоя, моя лаванда… — прошептал омежка со счастливым всхлипом, и его плавающий взгляд прояснился. Узнал тех, кому отдал сердечко. Попросил с мольбой после коротенькой паузы, не прекращая, впрочем, возбуждать себя: — Аагмх… Загоните мне, пожалуйста… Я умираю просто… Так устал…

Значит, Бэл пах для даруна хвоей, а Рыся — лавандой? Или наоборот? И разве беты для омег вообще пахнут? Потом! Разбираться — потом!