Найденка (СИ)

Шаман подмышки вздернул оседающего к полу даруна на ноги и встряхнул, приводя в чувство. Пользоваться временной слабостью чужого наложника — хоть и красивенького на диво — он не собирался, слишком уважал себя, Рысю и Бэла. Да и Мила вполне уважал — принимал семнадцать весен назад самолично, пуповину перерЕзал, новорожденному, после — лечил, подрастающего, от детских хвороб, режущихся зубок и животиков.

— Мыло! — Рыкнул в широко распахнутые, клубящиеся желанием омежьи глазищи. — Мыло, Мил! — И за руку поволок спотыкающегося парнишку к кладовой. Течного откровенно шатало.

Дотащил, оставил за дверью остывать, а сам закопался среди сохраняемого в кладовке разного добра. Мыло нашлось у оконца, в уголке. Мир аккуратно снял обвернутый по горловине плотной холстиной горшок с полки и чихнул от попавшей в нос пыли.

— Здоровьечка! — Заплетающимся как у пьяного языком откликнулся снаружи Мил. Отдавать даруну горшок сейчас означало его лишиться — непременно грохнет.

«Ладно, сам на кухню отнесу, — подумал мужчина. — Авось не надорвусь».

Омежка трусил следом, постанывал на пределе слышимости.

— А где Рыся? — Спросил, едва попав из кладовой в общинную.

Действительно, Рыся на лавке отсутствовал. Зато со стороны кухни явственно доносились голоса. Встал, получалось, беточка, хоть шаман и запретил ему одному по избе сегодня особо шастать, велел поберечься. Неслух. Если ведра полные поднимает…

Рыся не поднимал ведер, стоял внаклонку, опершись локтями о столешницу, вяло жевал намазанный маслом ломоть хлеба, наблюдал за Бэлом, длинной деревянной лопаточкой запихивающим грязное белье в таз с парЯщей водой. Он и альфа что-то обсуждали и дружно повернули к вошедшим лица.

— Отя тамаэ*, — спросил Рыся, с набитым ртом, — зачем ты Мила дразнишь попенкой на ножках? Намеренно злишь, чтобы не расслаблялся? Он обижается очень…

Мир вздохнул, наградил приемыша небрежным, воспитательным подзатыльником и вручил Бэлу горшок с мылом.

— Из деревни Жужик прибегал, с утра пораньше, вы спали, — сообщил он альфе. — Ты, вообще, домой-то собираешься, бессовестный? Твои там с ума спятили напрочь, без тебя…

Бэл перехватил протягиваемый шаманом горшок, поставил на стол и поник головой. «Домой» для парня означало — неизбежное расставание с едва обретенным Рысем.

— Собираюсь, — буркнул он мрачно, уставившись в пол и теребя вихры на макушке: — Дара похороним, и уйду. Выбора у меня нет в любом случае. С кузней разбираться нужно срочно, там куча заказов не выполненных накопилась.

Увы, молодой альфа был прав — хозяйство с братишками в выгребную яму не отправишь, четырех вдовцов таты тоже. Никто не поможет, Дар мертв.

Рыся кинул недоеденную горбушку на скатерть и порывисто обнял затосковавшего Бэла слева, Мил животом прильнул к спине альфы, и юнцы затихли с несчастным видом, сплетясь руками, оплакивая скорую, неизбежную разлуку. Им удалось побыть вместе менее суток, всего-то и успели — признаться друг другу в любви и Бэла девственности лишить.

— Мила заберешь, да? — Не могущий до конца распрямиться беточка снизу заглянул Бэлу в лицо с таким отчаянием, что у Мира в груди сжалось и перевернулось. Похоже, шаманчик с трудом сдерживал слезы, вот-вот разревется. Мил, откликаясь на прозвучавшую в дрожащем голосе любимого глухую тоску, жалостно завсхлипывал, уткнувшись своему альфе носом между лопаток.

Ну, и как прогонять ребятишек, ломать им жизни? Мир не знал. Выхода из создавшегося положения мужчина, по крайней мере сейчас, не видел. Безнадежно — в деревне не потерпят подобной, нарушающей мировой устав, троицы. Изгонят или, куда хуже, палками забьют до смерти.

Комментарий к Часть 11 *Тамаэ – учитель.

*Отя – родитель. Еще один домашний вариант от “отец”.

====== Часть 12 ======

Для Дара не пришлось копать могилы — по мировому обычаю, умерших шаманов не хоронили в земле, а сжигали. Дрова для погребального костра натаскали из леса всей деревней и сложили у опушки, в указанном Миром месте.

Обряд прощания состоялся на закате, но Бэл и Мил на нем не присутствовали, остались в избе печь поминальное угощение — сладкие ягодные пироги. Рыся тоже не пошел, прятался на сеновале подальше от посторонних глаз. Выползи беточка к поселянам ковыляющим и едва передвигающим ноги, как омега после родов, непременно поползли бы слухи.

Когда костер, под молитвы одетого в полное шаманье убранство, проводившего церемонию Мира, отпылал и превратился в кучу дымящихся углей вместе с рассыпавшимся в пепел телом Дара, Бэл и Мил обошли собравшихся провожать шамана в последний путь с подвешенными на шеи лотками, раздали каждому по куску пирога — и распрощались. Жующие поселяне разбрелись, Мил же с Бэлом забросили опустевшие лотки в сараюшку, взяли у Мира зажженную лампу и, не сговариваясь, рванули к Рысю.

Шаманчик лежал на расстеленном по сену одеяле, свернувшись, в темноте, в комочек, вытирал с щек катящиеся слезы насквозь уже мокрым рукавом.