Найденка (СИ)

— Я… Я… Что? — Пролепетал он испуганно, запинаясь, и побледнел, потянул на себя сползшее одеяло. Широко распахнутые, серые глазищи даруна наполнились ужасом.

Знакомый с раннего детства каждой черточкой мордашки, каждым движением и жестом. Забавный. И очень хорошенький, невзирая на темнеющие под подбородком и на скуле синяки. Тонкие, изящные запястья тоже в синяках — почти черных. Наверняка болят. Бедолажка…

Бэл протянул руку и подушечками пальцев тронул упаковавшегося в одеяло Мила за плечо. Омежка вздрогнул и зажмурился, словно ждал удара.

— Я не хотел, — прошептал он, — простите, хозяин… Позвольте мне исправиться… — Помнил о своем статусе раба — не угодил владельцу.

И вот его собирались отправить на невольничий рынок и продать там, как козу? Лично Бэл бы не смог сотворить подобное с кем-то из своих братишек, ни при каких условиях. Пусть омежонки хоть в фартуках младенцев поприносят. Плевать. Ну, отругает. Ну, ремнем по грешным задницам отхлещет. И все. Примет и порчеными, и брюхатыми. Родная же плоть и кровь…

В дверь спальной поскреблись из общинной. Стучали негромко, вежливо: мол, если спят, то не разбудят, а спят — и духи леса с ними.

Бэл дернулся открыть, но помешало оттопыривающее портки, налитое желанием альфячье достоинство. В таком виде выходить к родне проблематично и неприлично. Был бы парень на данный момент в спальной один, помог бы себе быстренько правой рукой, привычный. Но при Миле гонять сук…

Неудобно? Кхм. Нормальный хозяин. Выкупил себе красивого, юного, предтечного омегу, чтобы на него любоваться. Молодец. Умник разумник, и шесть лисьих шкурок в хозяйстве мешали, занимали много места в кладовке.

Милу — велеть отвернуться. Или выставить из спальной под благовидным предлогом. Например, послать готовить завтрак. Точно! Отличная идея!

— Мил, — омежка смотрел на вдруг залившегося смущенной краской хозяина, не мигая, боялся, дрожал. — У меня тут проблемка образовалась… В общем, иди-ка на кухню. Жрать охота дико. — Ложь во спасение далась легко.

Получивший задание Мил встрепенулся, завозился, вскочил было, но сразу шлепнулся на попу обратно. Зарумянился ярче Бэла.

— Я не могу на кухню, — вякнул и торопливо прикрылся от возможной оплеухи локтем. — У меня… Я насквозь мокрый, хозяин… Стыдобища…

Ясно. Сменной одежды у даруна нет, обещался Зубарь вчера принести и не принес. Придется Бэлу топать к папам, объясняться и просить наложнику чистые портки и омежьих тряпочек.

Еще — срочно послать Жужку, старшего из братишек, к дяде Дару за особой, омежьей травной смесью, притупляющей похоть в гоне и предотвращающей зачатие. Иначе — в перспективе голод зимой и брюхатый Мил. НАДО!!!

Но куда спрятать стояк? Завернуться в одеяло и выйти в нем?

Ладошка омежки легла на колено и огладила через портки. Заведенный течкой на подвиги наложник осмелел, кусал губку, изучал, искоса, реакцию хозяина.

«Если позволить одноразовую разрядку, и мне, и ему, по идее, должно ненадолго полегчать», — немедленно возбухнула на прикосновение жаркой, предвкушающей волной обретшая надежду похоть Бэла.

Молодой альфа скрипнул зубами, пристукнул недальновидную гадину по башке силой воли и оттолкнул Мила. Сдернув с постели подушку, он закрыл ей пах.

— Сиди тут и не высовывайся, я скоро, — приказал провокационно облизывающемуся наложнику.

— Принесу ваши, омежьи штучки. — Сказал неверным, поплывшим голосом. Сглотнул ставшую вязкой слюну: — И вообще, — добавил, — ты бы поаккуратней, Мил. Пузо же вдую.

Мил мигнул и очнулся, вынырнул из застилающего соображаловку течного марева, округлил ставший пунцовым от недавнего поцелуя рот. Омежка и выглядел, и благоухал невыносимо соблазнительно!

— Зима, — буркнул Бэл и зажал нос пальцами, задышал через рот. — Мороз. Голод.

Твердя сии отрезвляющие слова наподобие расслабляющей молитвы, молодой альфач, продолжая прижимать к бунтующему, тянущему в объятия наложника паху подушку, бочком, маленько враскоряку, попятился к двери. Приоткрыл ее плечом и, опять бочком, выскользнул в общинную. Пустую.

Заглянул на кухню — у стола возились папа, второй вдовец Таура, Суон, Жужка и двое из малышей постарше — резали уже раскатанное тесто на кружочки перевернутыми вверх дном кружками. Яр, третий вдовец — Плющ, и самая мелкая мелочь отсутствовали.

«Собрались печь поминальные пироги с ягодой», — понял Бэл и погрустнел. Зато в портках резко опало.

— Пап, — с порога окликнул парень, — Жужик. Подьте сюдой. Помощь ваша нужна позарез.

Папа вздохнул, сунул свою кружку Суону и тяжело поднялся с лавки. Выпрямился, затер поясницу весьма знакомым Бэлу — насмотрелся на четырех татиных брюхатых омег достаточно — образом. Потянул воздух изящными ноздрями. Совсем потемнел миловидным лицом.

— Ооо, — сказал. — Понятно. — Он обернулся на замершего с готовым кружком теста в пальчиках Жужку: — Жуж, — вздохнул, — давай, мчи до шаманов, проси семян дроба, передай — у Мила началось. А я, — омега вздохнул повторно, — по сундукам. Пошарю тряпье.