Найденка (СИ)

Ведь знали наперед, стареющие сластолюбцы — омеги из клана кузнеца выходят замуж по любви, не продаются.

Раньше, по крайней мере, не продавались. Ну, так и не бедствовали, кормились кузнечным делом, брат Таура, шаман Дар, опять же, постоянно подкидывал излишки подношений.

Шутка ли —одинадцать омег в избе. Такую ораву обиходить — ой-ой. А может уже и двенадцать — что-то Яр притих, не кричит больше. Наверняка родил. Даже если альфенка, толку от младенца, кроме ночного рева, лишних забот и постоянно просящего кушать рта?

Конечно, сейчас подваливать к Бэлу с выгодным торговым предложением никто из альфачей не собирался, соображали, хитрые, умные — окромя грандиозного скандала с матюгами и выбитыми зубами, да лопатой огрести поперек морды, не добьются ничего.

Ждать конца зимы надобно, когда Бэловы домочадцы подъедят припасы и подтянут потуже пояса. Вот тогда и засылать сватов. Как пить дать согласится Бэл.

…А Бэл и Рыся продолжали копать, потопленные горем. Почва была плотная, каменистая, мешали корни сосен. Зато малость в стороне от общего кладбища, и видно излучину речки.

Именно здесь просил неоднократно его похоронить кузнец, в прошлом. Любил очень эту полянку, иногда, по весне и летом, приходил сюда с работой, сидел подолгу, плел корзины или точил ножи.

Отказать покойному в желании не сумели. Опасно обижать едва отлетевшую душу неуважительным отказом, вернется и забродит, зашебуршится ночами, попортит на полях посевы, станет пугать коров в хлевах, и у тех пропадет молоко.

Пускай лучше спокойно отойдет в посмертный мир, чем не прикается…

…Кто-то громко кликал Бэла раз за разом по имени, и парень очнулся от давящих, черных размышлений. Отер со лба комком давно снятой, грязной рубахи катящийся градом, едкий пот. Поднял мутные от усталости глаза. Пошатнулся.

Дар стоял на краю ямы, скрестив на груди сильные, мускулистые, увитые сложной вязью цветных татуировок и браслетами — амулетами руки, смотрел сверху.

Каждый выбитый на коже беты рисунок по отдельности означал некое приобретенное важное умение, вместе же они сливались в пестрое, непонятное полотно.

«У Рыся тоже есть татуировки, но их меньше, чем у Дара». — Зачем-то подумал Бэл.

Естественно, меньше. Рысе еще учиться и учиться. Всю жизнь, как, впрочем, и любому шаману. Ибо знанию есть начало, но нет пределов. Бесконечность…

…Хлопнувшегося в обморок парня вынули из предназначенной не ему могилы и на руках отнесли в тень. Отливали водой, после — отпаивали, вновь водой.

Перегрелся на солнце. Испереживался. Измучился. А про то, что теперь голова, хозяин и добытчик аж ущербной дюжине омег* — позабыл. Молодо — зелено. Дар пока никуда не девался. Приглядит, направит племянника по надобности.

Сука узловатого купят из его рода подросших омежек всякие похотливцы. Напрасно облизываются. Взять бы нож поострее да подрезать им, что в портках покоя не дает.

Обряд похорон прошел мимо Бэла — парень его не воспринял, хоть и присутствовал телесно. На известие о рождении брата-альфенка отреагировал весьма вяло, покивал протянутому папой попискивающему сверточку и не улыбнулся.

И уснул, едва Мил и дядя Дар совместными усилиями уложили в постель. Провалился в наполненное путаными кошмарами марево. Не почуял робко прикорнувшего рядом наложника.

Но утешающую, гладящую через ткань рубахи ладонь омежки на своем животе среди ночи — почуял. Всхрапнул горлом, повернулся на бок, благодарно обнял наложника в ответ, зарылся носом ему в волосы на макушке и затих, перестал метаться.

Легкая у Мила оказалась ладонь, теплая, прогнала кошмары.

Комментарий к Часть 5 *Ущербная дюжина – одинадцать

====== Часть 6 ======

Губы у Мила оказались мягонькие, немножко обветренные, и одуряюще пахли медовыми цветами. Или это весь омежка так пах?

Не разбираясь спросонья, уже возбужденный Бэл обнял сулящее наслаждение, гибкое, согретое теплом постели тело покрепче, притянул на себя, вплотную, и решительно углубил пришедшийся по вкусу поцелуй.

Мил ответил, но робко. Не хотел и подчинялся воле хозяина? Боялся? Просто стеснялся? Хоть и не девственик, но вряд ли изнасилование можно считать полноценным началом половой жизни.

А, плевать. Течка в любом случае возьмет свое, сам еще взмолится «загони».

Нежно прикусить нижнюю, пухловатую губку омежки, пососать, отпустить и провести по ней кончиком языка. Проделать то же с верхней… Повторить… Сладко…

Мил, откликаясь на немудреную ласку, всхлипнул и прильнул сильнее. Значит, Бэл на верном пути — омежке понравилось. Продолжать означало неминуемо ухнуть в гон. Это — несколько суток полного выпадения из жизни.

Нельзя. Не сейчас, когда едва похоронили отца. Столько разного надо переделать, о стольком распорядиться, братишку нового назвать, в конце-то концов! Ведь Бэл теперь старший в семье, больше некому.

Совершив огромное насилие над жаждущим утопнуть в медовых цветах организмом, молодой альфа решительно отстранил Мила и сел. Наложник вглянул снизу непонимающе-расфокусированно, захлопал ресницами.