Наизусть (СИ)

Она сразу почувствовала себя паршиво, неудобно. Её серые глаза посерели ещё больше, и на свету люминесцентной лампы выцвели последние краски. Она сжалась в комочек.

— Ой, извини, мы тебе помешали? — весело спросила девушка, стирая помаду со щёк. Ярко-красную — такую любили блондинки. Парочка отошла от дверей лифта. Он нажал на кнопку вызова. Она помотала головой, неуверенно, несчастно. Вязаная шапка лезла на глаза, огромный пуховик превращал её в толстого, неуклюжего монстра. Такой она и чувствовала себя — чудовищем, рядом со стройной блондинкой в чёрном изящном пальто и красной помадой. Её бледные и толстые губы, похожие на каких-то два… вареника, сомкнулись и побелели ещё больше. — Эй, с тобой всё в порядке? — спросила ещё раз девушка, когда они заходили в лифт, и пощёлкала пальцами перед её глазами.

Парень тихо поздоровался. Она печально кивнула и не кинула на него ни одного взгляда. Ни единого. Уставилась на свои посиневшие руки. Девушка болтала о чём-то — весёлом, искристом, заставляя его смеяться, а она мечтала никогда не существовать. Ей казалось — с её существованием нарушен какой-то баланс. Её существование лишь утяжеляет ещё больше и без того тяжёлую, горбатую Вселенную, а ведь оно (существование) абсолютно бесполезное. Лишнее. Тем более, когда есть такие весёлые и красивые люди, как та девушка.

Она подумала вдруг — в неё бы, пожалуй, и вправду можно было влюбиться. Он сделал совершенно правильно; он не мог выбрать неправильного человека.

«Раз она ему нравится», — с нежностью и церковным благоговением подумала она, — «мне она тоже будет нравиться».

И она посмотрела на неё совершенно другими глазами — полными восхищения. В груди у неё что-то задрожало и заплакало от какого-то нового ощущения, умиления. Она, оказывается, красиво улыбалась — так, что бесчувственное, красиво-мраморное лицо становилось действительно красивым. Именно в улыбке оно жило. На щеках у неё были ямочки. А ещё она ей подмигнула.

Её пальцы тут же задвигались в мнимом танце, ритуале изображения людей на бумагу. На душе запорхали бабочки, зашевелили шёлковыми крылышками, лаская нежно и мимолётно рёбра.

Когда они вышли во двор, девушка и парень остановились возле двери. Было ещё темно, но где-то далеко, за серыми коробками-домами, виднелась оранжевая полоска — вставало солнце. Небо расплескало кровавые, солнечные краски, лившиеся из этой полоски — словно его кто-то ранил, и из открытой раны текла багряная кровь.

Она нарочно замедлила шаг и прислушалась.

— …не уставай сильно, люблю тебя… — слышался озабоченный тонкий голосок блондинки. Она обернулась и наткнулась на её голубой взгляд, обращённый к парню, — она его нагло перехватила. Украла, спрятав в карман. И — застыла. Мир вдруг накренился — в который раз — и разбился, как хрустальные вазы с сервиза. Дыхание отнялось, и перед глазами встала пелена.

«Я люблю тебя, люблю тебя», — говорил тёмными вечерами отец. За окном что-то грохотало, она вздрагивала. Он говорил те же слова: «Люблю тебя, люблю, люблю, ну я же ведь тебя люблю, что ты так вздрагиваешь?», но только глаза его угрожающе сверкали. Голос хрипло скрипел. Он приближался, сжимал её запястья сильно-сильно, оставляя на коже синяки. Оставляя на рёбрах трещины и фантомные боли в костях — даже после. После его «люблю» она ложилась в комочек в углу ванной и прижимала пальцы к разбитой губе. Раны щипало от её слёз.

Это ли — любовь?

Тогда почему она так… мягко на него смотрела? Почему она не хотела причинить ему боль?

Что есть — любовь? Любовь — это когда тебе страшно?

Она не знала.

*

Однажды случилось так, что она чуть не умерла. Это было в один из тех серых понедельников, которые все так ненавидели. Отец в очередной раз не пришёл домой на ночь (позже будут пьяные эсемески, что она противная дочь, ничего не делает, отца не встречает с объятиями — а она всего лишь в школе была в этот момент), она в очередной раз оставила ему тарелку с супом возле микроволновки. Вышла из дома с радостным чувством — ведь его дома не было. Она знала, что полная дрянь, ведь нельзя этому радоваться, но ничего поделать с собой не могла.

Они по своему обыкновению зашли вместе в лифт. Он нажал на расшатанную кнопку со стёртой практически цифрой один. Лифт сначала дёрнулся. Даже поехал вниз. Но потом снова дёрнулся и застыл. Она ничего не осознала. Его рыжие брови поехали вверх:

— Что за чёрт? Э-эй? — он снова начал нажимать на кнопку первого этажа. Потом на кнопку пятого этажа. Она лишь мялась рядом растерянно. Он удивлённо посмотрел на неё. — Застряли.

— А-ага, — сказала она что-то очень тихо, просто чтобы не молчать. Нелепо. Она не знала, что делать и говорить. Просто пялилась на него. Он всё решит. А если не решит — она будет смотреть на него столько, сколько Вселенная ей разрешит.

— Так, надо ведь кого-то вызвать? — пробормотал он, нажимая на какие-то кнопки, скорее, размышляя для себя. Её слова ему не требовались. И она молчала, тонко чувствуя это. Так было даже лучше.

Он с кем-то поговорил. Мужской голос обещал вызволить максимально скоро.