Наказание и исправление

Но даже этот грубый казарменный солдат показался мне забавным. Что же касается Михи, то он в ответ на этот приказ и вовсе рассмеялся и сказал конвойному что-то дружеское. Подумать только, что праздник может с человеком сделать! А может, это не праздник, а его православная Благодать сходит даже на самых злых, делая их добрыми, и овевая утешением их сердца…

Апрель, 16

Глава VIII

Деньги кончились неожиданно. Ещё в мае у меня имелась карманная мелочь, чтобы приобрести чай или кусок мяса, но с наступлением июньской работы и жары, все сбережения на сытную еду стремительно вышли. Конечно, летом, ввиду тёплой погоды, есть хочется меньше, но и работа отнимает много сил: палящее солнце и духота после дождя делают своё дело. А недавно нас погнали на широкий пустырь и заставили строить новую крепость. Нет утомительней дела, чем перетаскивать тяжёлые камни и вручную укладывать их. Наверное, от такой «жаркой» работы можно сойти с ума, потому что один из арестантов другой партии то ли серьёзно, то ли нарочно, упал на землю и стал хрипло и исступлëнно требовать воды, но получил от конвойного лишь подзатыльник. А вода у некоторых всё-таки находилась: они прятали её в железных флягах и успевали во время работы сделать глоток. Но у некоторых не то, что вода — даже вино имелось, а то и какие-нибудь пироги. «Гулянка будет!» — заявляли счастливые обладатели этого богатства, и в определённый день проедали всё. Как они только себе деньги добывают — не пойму. У них есть всё, чтобы полноценно радоваться в каторжной жизни, а я вечно голодный и неимущий, досадно даже. А ведь в такое дивное, роскошное время года как лето, хочется иметь всë… И если не свободу, то хотя бы вкусную и сытную пищу. Как-то раз мы перетаскивали брёвна через лесное болото, рискуя увязнуть кандалами в тине. Похоже, конвойные поняли это, и объявили привал. Арестанты уселись на кочках, поваленных деревьях, а то и на брёвнах, вытирая пот со лбов, и ворча на бездушный конвой. Лес кругом, хоть и берёзовый, солнца почти не пропускает. Где-то в стороне зачавкала трясина — обернулся на просвет из лесу, а там Соня. Не с пустыми руками, что-то в узле несёт.

— Неужели? В такую топь за мной зашла… — удивлялся я, пока она уводила меня в более твёрдую местность. Почти выйдя из лесу, мы уселись на бугорок, откуда открывался вид на необъятные луга.

— Я и так долго не навещала тебя, что мне эта топь… Вот, поешь. — и она развязала узел, где оказались пироги с мясом. Откуда это она узнала, что мне был нужен сытный обед?

— Спасибо, Соня, спасибо, милая, — поблагодарил я свою подругу. — Ведь летом, как я понял, работа изнурительная и долгая. Еды при себе хотелось бы иметь побольше, но поди-ка поищи денег…

— Какой ты странный, Родион, — улыбнулась Соня, отчего стала ещё более хорошенькой. — Ты живёшь в остроге, и должен знать, что арестанты их зарабатывают на личной работе. Ты ведь наверняка видел, как на досуге они занимаются полезными делами?

— Ещё какими полезными: Задакин из дерева строгает, Шувакиш носки вяжет, Олежкин из теста печёт.

— Чем-нибудь подобным можешь заняться и ты. Ведь это так прекрасно, когда производишь что-то для людей: снабжаешь их вещами, а они тебя — деньгами на пропитание.

— Ты думаешь? — не был уверен я. — Разве конвойные разрешат нам торговать? Это ведь не милостыню просить.

Соня убеждённо подняла на меня свои глаза, зелёные, как первая весенняя травка.

— А ведь я видела, как каторжные продают свой товар. И конвойные им не запрещают.

Я подивился её мудрости и уверенности:

— Откуда ты знаешь больше, чем я?

— Партии арестантов встречаю и с их жёнами и подругами регулярно общаюсь.

Я пообещал обеспечить и себя и других, готовый уже здесь, на каторге, начать жизненное дело. Сначала я пересмотрел все работы, какими занимались арестанты в нашей партии, но всё было уже распределено, и для меня не находилось ничего подходящего. И тут Афанасий выручил меня советом:

— А ты ивовых прутьев-то набери — глядишь, и сделаешь что-нибудь полезное.

Всякий раз, когда на пути попадались ивы, я собирал их прутья. Оказалось, из них можно плести всё, что угодно: и корзину, и кувшин, и даже клетку для птиц. Разумеется, поначалу у меня ничего не выходило — непонятно было, какие прутья с какими скреплять и куда загибать. Но Афанасий снова помог мне — у него в деревне один знакомый плетением занимался, он у него мастерству и поучился. Так у меня появилось собственное дело, благодаря которому у меня были сплетены корзина и кувшин. И вот однажды строили мы избу одним зажиточным крестьянам. На работу каторжных останавливался глядеть любопытный народ — им-то арестанты и спешили продать свой товар. Некоторые хвалили эти вещи, а многие бабы, обливаясь слезами умиления, восхищались трудолюбием бедных невольников. Закончив с забиванием гвоздей, я направился к одной женщине, чтобы предложить плоды и своего труда. Та заметила меня, и проговорила застенчиво:

— Здравствуйте, добрый человек, а я как раз вижу — корзину вы продаёте. Вот бы, думаю, и мне такую…