Наличники

«Җимешем, кояшым, алтыным![31] Ульяночка моя!

Я каждый раз читаю твои письма и удивляюсь, как же мы можем все это выдерживать. Быть рядом – и не быть вместе. Каждый день я думаю, что вот уж сегодня я точно поговорю с Гульшат и все ей расскажу. Но каждый день я снова молчу, потому что молчишь и ты. И ты говоришь мне молчать, не поднимать шума, не рушить наши жизни и жизни наших близких.

Ах, если бы мы жили в другое время или в другом месте, где можно не бояться уйти от нелюбимой жены к той, от кого сердце поет! Но о чем я говорю, разве можно такое даже подумать! Молюсь, чтобы никто не тронул наши письма и не узнал о нашей тайне, пока ты не решишься сказать о нас мужу, а я – жене.

Но, алтыным, мы с тобой всегда вместе, даже если порознь. Твоя рука, чудится мне, держит мою, твое дыхание обжигает мои щеки, твои губы крадут поцелуи с моих губ. Алтыным, буду ждать тебя, как и всегда, там же, где и обычно. Только приходи, алтыным, только не томи меня.

Твой Тахир».

– Теперь понятно, в кого у тебя писательский талант, – сказал Руслан, беря следующее письмо. Аня перехватила его руку и покачала головой.

– Мне нужен перерыв. И пирожное.

Он послушно отложил письмо и потянулся к коробке, чтобы развязать ленту.

– Шоколадный или фисташковый? – откинув крышку, спросил Руслан.

– Оба, – словно перед прыжком в воду, выдохнула Аня.

Кофе приятно горчил, отдавая нотками перца. От эклеров с нежным творожным кремом было просто не оторваться. Покончив с двумя пирожными, Аня вытерла пальцы салфеткой и решительно сказала:

– Давай дальше читать.

Нежные, полные чувств письма начала отношений Ульяны и Тахира сменили более печальные. Видимо, тогда начались его проблемы со здоровьем.

«Дорогой мой!

Сегодня не жди, я не приду. Я не приду, пока не найду способ не навредить тебе своим присутствием, своей любовью. Это она, она наказывает нас! Наказывает за то, что я посмела полюбить того, кто любит меня. Но я не дам ей навредить тебе, не дам погубить тебя. Ты для меня дороже жизни, так и знай.

И если будет нужно, я найду ее и сама убью!

Твоя навеки Ульяна».

– О ком она пишет? – поинтересовался Руслан, откладывая в сторону исписанный тетрадный лист.

– Наверно, про Катерину. Видимо, бабушка Ульяна знала о том, кто нас проклял. Но почему тогда не рассказала ничего мне? – Аня сжала голову руками и беспомощно уставилась на него.

– Ты и без ее подсказок справилась.

Аня покачала головой.

– Мы. Мы справились.

Руслан только улыбнулся и достал следующее письмо.

За чтением они и не заметили, как наступили залитые золотом мартовские сумерки. Кухню окутала дымка – только весной она появлялась там, где окна выходили на закатную сторону. В ее призрачном свете все казалось иным, словно доведенным до максимума – но не как в полдень на летнее солнцестояние, а иначе, мягче и вместе с тем четче.

– Мы как будто подслушиваем их разговор, – заметил Руслан. – Легко представить, что твоя бабушка сидит здесь и сама говорит, а Тахир-абый ей отвечает.

Аня кивнула. У нее и самой возникло такое ощущение, но она гадала, не следствие ли это ее дара, при этом забывая, что Руслан, в общем-то, тоже не так прост.

– Я никогда бы и не подумала, что бабушка была способна так легко и полно выражать свои чувства, – заметила Аня. – Без всяких экивоков, умалчиваний, манипуляций. Прямо и легко, будто и не она вовсе это писала.

Руслан включил верхний свет, и по кухне заплясали вечерние тени. В этом освещении было уютнее и совсем по-домашнему. Ане на минуту вспомнилось, как горел торшер в их с мамой старой гостиной – точно так же просто и тепло.

– Осталось еще несколько. Сама прочитаешь? – спросил Руслан.