Налог на Родину. Очерки тучных времен

И вот в летнем аду (помимо ада, есть еще и Летний сад, но он тоже закрыт на реставрацию) мои питерские друзья мне чуть не ежедневно сочувствуют, что в пятнадцатимиллионной Москве, должно быть, еще хуже. И изумляются, когда отвечаю, что точно не хуже. Что Тверскую переасфальтировали у меня на глазах, но я этого не заметил, потому что работы велись только в ночи, и утром я уже катил по свежему асфальту. Что Кутузовский проспект – условно, аналог Каменноостровского – никто не закроет на неведомо сколько дней, это невозможно. И вообще, в Москве, по сравнению с Питером, гораздо чище. И в Москве я не видел ржавых крыш, из которых наполовину состоит Петербург, – и в доме, где живу я, и в доме, где живет теща, крыши не ремонтировались 60 лет и не будут ремонтироваться ни-ког-да, пусть Валентина Матвиенко и отрапортовала в Москву о завершении соответствующей целевой программы. Когда я про это слушал по радио, сидя в гостиной с протечкой в полпотолка, я уже знал, что за постановку в целевую программу с нашего ТСЖ вымогали взятку…

И тогда друзья задумчиво тянут: так значит, Лужков не так уж плох? Пусть даже Москва – азиатчина и все такое?

И тогда я отвечаю тем, с чего начал эту статью. Петербург – это очень русский город. А Москва – вообще не город. Она – большой бизнес-центр, довольно европейски организованный. Но что организация его работы зависит не столько от талантов Юрия Лужкова или его жены (пока еще опережающей по богатствам сына Валентины Матвиенко), а, как ни странно, от обилия чиновников и бюрократии. Потому что эти чиновники, совокупно, вместе со своими родственниками и друзьями, любовницами и любовниками, дворней и челядью образуют могущественный класс, способный потребовать от мэра Москвы содержать Москву в чистоте и европейском порядке. Это не рядовые москвичи, а люди на машинах со спецномерами и сигналами не просто не желают видеть ржавые крыши из своих пентхаусов, но и способны пролоббировать улучшение вида. И если Лужков перекроет Кутузовский проспект на неопределенный срок, то главные доминантные самцы в чиновничьей популяции легко позвонят мэру по «первой вертушке» и вежливо поинтересуются, не надоело ли ему быть мэром (а его жене – миллиардершей)? Так что Лужков вынужден держать офисную планку.

А Матвиенко – кто позвонит? Наместник цезаря прокуратор Клебанов? Да хоть полгорода на полгода она перекрой! Чиновник в Петербурге мелок и хлипок. Вот если бы в Питере жили начальники ФСБ, да МВД, да МО, да ФСО… Ведь правительство у нас, как еще Пушкин говаривал, – единственный европеец.

– Значит, в Питере безнадега? – приунывают друзья, но я говорю, что в том и русскость, чтобы в отчаянии не видеть безнадежности, у нас холода сменяет оттепель, и не мы ли недавно общими усилиями прокатывали на свободных выборах Собчака (м-да… пришел крепкий хозяйственник Яковлев, из свершений которого в истории осталось мощение мостовых плиткой, производимой, по слухам, на заводах родни)? И слабость наших чиновников позволяет расти малому бизнесу, благодаря которому в Питере тысяча мини-отелей и сотни корабликов на воде, которые, кстати, суммарно стимулируют орды туристов не хуже Исаакия и Эрмитажа, а в Москве подобного чуда и в помине нет. И вообще, орел на российском гербе – двуглавый.

На что друзья замечают, что герб Петербурга – двухъякорный, однако же корабль на двух якорях никуда не плывет.

И я, в порядке алаверды, отвечаю, что кораблик на шпиле Адмиралтейства пусть не плывет, однако же вертится.

И хорошо ведь показывает, откуда ветер дует!

Налог на Родину

В московской булочной «Хлеб Ко» французский багет стоит 60 рублей. Это в 1,6 раза дороже такого же из парижской булочной Brioche Doree. Знакомые, знающие мою любовь к Парижу, смеются, что я плачу налог на Францию. Они не правы. Я плачу налог на Россию

Друзья мои, в нашем родном Отечестве с точки зрения цен – сумасшедший дом. Если в 1990-х меркантильная мораль (а другой у нас с тех пор и до сих пор нет) оправдывала реалии Отечества формулой «пусть хуже, чем на Западе, зато сильно дешевле», то новая реальность такова: если одинаково по качеству, то дороже (как мой багет). Если одинаково по цене, то хуже (как, например, съемное жилье). И все чаще и чаще – разом и дороже, и хуже (как, например, отдых в Сочи).

Причем этот феномен распространяется уже и на сферы, где дешевизна российской жизни имела, казалось бы, вечный гандикап – продукты, общепит, транспорт, медицина, коммунальные платежи.