Наложник

Хаасин с готовностью всё проглатывает, доставляя мне снова наслаждение своим подрагивающим язычком. Я отпускаю его волосы, и он медленно движется обратно: ещё прижимая мой член своим языком, ещё высасывая и доглатывая остатки моего сиропа – медленно движется по моему стволу от основания к кончику. Он облизывает его всего, снова целует в купол и подтягивает мои штаны. Я откидываюсь на подушки.

Хаасин облизывает губы и ложится рядом на бочок, подтягивая к животу колени. Мы оба тяжело дышим, приходим в себя. Он посматривает на меня своими темно-карими глазками. Из одежды на нем только золотой ошейник и мне нравится его голость, его беззащитность. Я поворачиваюсь к нему и провожу ладонью по его коротким черным волосам.

– Сколько тебе лет? – спрашиваю я.

– Двадцать три, господин.

– Как ты стал танцором?

– Я родом из очень бедной семьи, господин, – отвечает он, – нам было нечего есть, и мой отец сказал мне, что я очень красивый и смогу зарабатывать своим телом. И я попросился в клуб на окраине. Там я учился танцевать и выступал. Потом меня заметил господин Алиб и предложил работать здесь, научил ублажать господ. Благодаря мне моя семья смогла перебраться из-за крепостной стены в сам город, мы живем хоть и в бедном районе, но у нас сейчас есть крепкая крыша над головой и каждый день теперь еда, не такая богатая, как здесь, но зато мы не голодаем. Мои младшие братья и сестры могут ходить в школу, – с гордостью добавляет он, счастливо улыбаясь.

– Станцуй мне ещё раз, – велю я ему.

Он с готовностью подскакивает с подушек и ныряет за портьеры. Спустя несколько минут вновь играет музыка, занавеска отдергивается и передо мной появляется Хаасин с ног до головы укутанный в тонкую прозрачную ткань, расшитую золотой нитью с блесками, только остаются видны его темно-карие глаза, красиво подведенные тушью. Он движется плавно, изгибаясь всем телом, перебирает босыми ногами и покачивает бедрами подражая юная деве. Вдруг он подскакивает, выбрасывая вперед длинные жилистые руки, будто парит над полом и начинает кружится. То останавливается и прогибается в спине, касаясь пальцами пола, то снова взметается ввысь и оббегает вокруг меня. Ткань трепещет, блески сверкают в пламени свечей. Движения Хаасина красивы, грациозны и я ощущаю заметное шевеление в собственных штанах.

Музыка убыстряется и Хаасин танцует, всё больше набирая темп, он уже тяжело дышит, пот сочится по его лбу, я вижу, как напрягаются все его мускулы, и я сам начинаю также тяжело дышать, хоть и сижу на подушках. Кажется, что весь мой организм подстраивается под него, сливаясь с ним в едином танце. Я захватываю ртом воздух в тот же миг, когда дышит он; моя грудная клетка поднимается и опускается одновременно с его грудью; мое сердце начинает стучать в том же ритме, что и его; и я вдруг чувствую, как напряженно гудят мои мышцы, будто я повторяю за ним все его движения.

Он взмахивает руками и полы его одеяния взлетают вверх. Хаасин быстро кружится на одном месте, продолжая поднимать и опускать руки, и воздушное одеяние, то взмывает вверх, обнажая на миг его фактурную попку, то снова прячет его фигуру под тонкой тканью, чтобы через мгновенье вновь показать мне уже его напряженного вставшего малыша.

И дойдя до какого-то совершенно безумного бешенного ритма, музыка вдруг резко обрывается и Хаасин падает на колени, прижимаясь лбом к ковру, воздушная тонкая ткань медленно опадает, покрывая его всего от макушки до кончиков пальцев на ногах. Я вижу, как поднимается и опускается его изогнутая спина, он тяжело дышит после танца.

Я на коленках подползаю к нему, сдергиваю с него ткань, и толкаю его в спину, чтобы он прогнулся, выпятив для меня свою попочку. Не давая ему ни минуты отдышаться – я слишком взбудоражен, чтобы ждать, хоть и тоже тяжело дышу, но в отличие от него, от охватившего меня возбуждения – я спускаю свои штаны, расширяю пальцами его щелочку между ягодичками, затем утыкаюсь своей крупной головкой в его тверденький ободочек и довольно грубо и жестко врезаюсь в него, с силой протискиваясь внутрь, набрасываюсь на него как дикий зверь. Чувствую, что Хаасин уже подготовился, сам смазал свою дырочку, перед тем как станцевать для меня последний танец.

Я хватаю его за мокрые от пота бедра, тяну на себя и начинаю усердно долбится, время от времени шлепая ладонью по его ягодичке. Дырочка у него хорошо разработанная, широкая, глубокая, но всё равно, когда я прохожу через его сфинктер, Хаасин тихонько вскрикивает и ещё больше прогибается в спине. Даже для его опытной дырочки мой малыш ему великоват. В голове мелькает мысль – как же будет принимать меня в себя Эмин своей розовой девственной попочкой, своей узкой тесной дырочкой, если опытному Хаасину это удается с трудом – и ухмыляюсь, предвкушая ждущие меня ночные забавы с маслом.