Наложница в Гиве

– Я не уверен, в неразумии ли дело. Дремучие инстинкты правят темными душами этих людей. Их страсть к мужеложству неодолима, но боятся они страшной кары за сей грех. Они задумали обман – представить дело так, будто не было их в Гиве в ночь преступления. Но что эти нищие могли заложить у старейшин, чтобы покинуть город? Надо украсть. Они сознавали, что попадутся на воровстве, предпочитая пострадать за малое, но испытать вожделенное. Судьба опрокинула их замысел, оставив им утешение – они не стали садомитами.

– Веришь ли ты Цадоку, что он расчленил тело Дины в порыве гнева и части его разослал коленам Израильским, дабы поднять народ на искоренение зла? – спросил Янон.

– Я не сомневаюсь, что он лжет. Думаю, он рассчитывал посеять смуту и тем отвлечь внимание от своих гнусных дел. Но проверить это никак нельзя, как нельзя узнать, умерла ли Дина в дороге, или ее убил Цадок, – ответил Шем-Ханох.

– Как полагаешь ты: выдадут Ареля и Дареля на всеобщий суд, или начнется братоубийственная война?

– Я не пророк, Янон. Худо, что нет сейчас царя над нами. Однако, мы свое сделали, а повелители народные – пусть вершат свое. Власть предержащие – уже поэтому мудрецы, не так ли? – спросил Шем-Ханох, и, как показалось Янону, ухмыльнулся.

Янон взял в руки арфу и подал ее другу. Тот стал перебирать струны, затянул псалом, Янон подхватил. Вошла Хана, уселась на лавку в углу, стала слушать.

Расследование второе

1

Настоящая история повествует о пренеприятнейшем событии, случившемся в давние-давние дни в городе Гиве. Хотя, если хорошенько подумать, то называть сие происшествие пренеприятнейшим не вполне правильно, ибо оно есть тяжелая драма, пожалуй, скорее, трагедия, некоторые герои которой насквозь порочны, а правят ими грязные страсти и бесстыдная алчность. Но тем хороша трагедия, что взывает к сердцу и очищает его жалостью и ужасом.

Возблагодарим Господа, дозволяющего лишь малому числу рабов своих нести людям зло, и благословим добрых и праведных, невеликая горстка которых вскрывает язвы. И первых и вторых – очевидное меньшинство в несметной толпе человеческой, но только редких и исключительных натур деяния запечатляются в памяти поколений.

Достойные всяческого уважения старейшины Бнаяу и Баная заправляли делами Гивы, и не их вина, что порой вершились в городе преступления, но их заслуга в раскрытии оных.

Бнаяу и Баная жили в лучшем квартале людной улицы, бравшей начало у городских ворот, превращавшейся в рыночную площадь в середине своей длины и оканчивающейся у дальней крепостной стены. Не будем скрупулезно описывать внешний вид и внутреннее убранство домов этих достойных горожан, но заметим, что жилища их по праву признавались лучшими в Гиве, главном городе колена Беньямина.

Бнаяу смолоду женился на Анат. Осчастливленная долгими годами супружества, дружная чета сосуществовала с порожденными ею детьми и обожала внуков, коих насчитывалось великое множество. Именитый дед к стыду своему не всех помнил по именам. У Анат была старшая сестра, Мири-Милка, обитавшая в скромном доме неподалеку. О ней следует рассказать подробнее.

2

В сущности говоря, Мири-Милка – старуха, но не гоже так называть умнейшую и добрейшую из матрон. Провидению угодно было сберечь ее в девичестве, но она вовсе не роптала, скорее благодарила судьбу, что уберегла ее от неизбежных каверз и разочарований на тернистом пути мужней жены. Не станем, однако, претендовать на исчерпывающее понимание извивов женского сердца.

Мири-Милка горячо любила сыновей и дочерей своей младшей сестры Анат, а во внучатых племянниках просто души не чаяла. Она не только помнила по имени каждую пчелку в этом сладко жужжащем рое, но всегда имела в запасе предложение к родителям, как назвать новичка, готовящегося к появлению на белый свет.

Сухощавая, среднего роста, умеренная в еде, энергичная, не смотря на почтенные годы Мири-Милка не жаловалась на здоровье. Она выращивала цветы в садике перед домом. В комнате ее всегда благоухал пышный букет в глиняной вазе с водой. Светлое место у окна занимало приспособление для ткачества. Она отдавалась этому ремеслу, и замечательные материи выходили из-под ее умелых рук. Мири-Милка и шила отменно. Рубахи и штаны – теплые зимние и легкие летние – укрывали наготу родных мальцов.

Разумеется, деятельная природа этой женщины не ограничивалась ткачеством, шитьем, садоводством или хлопотами с детворой. Мири-Милка добровольно собирала пожертвования на различные благородные цели и преуспевала в этом занятии, за что ее весьма ценил глава молитвенного дома. Она стучала в двери зажиточных горожан, напоминала хозяевам о важном значении благотворительности и от имени небес обещала воздаяние в неизбежной перспективе. Сопровождавший ее мальчик погружал на тележку то связанную по ногам и крыльям курицу, то полдюжины яиц, то каравай хлеба, то бурдюк с вином или козьим молоком, то хороший кусок материи, то небольшой мешок зерна – короче все, чем делится благоразумная щедрость.