Наложница в Гиве

Далее путь Мири-Милки лежал в дома бедняков. Она одаривала нуждающихся по своему разумению, всегда справедливому. Заметим, что она никогда не открывала облагодетельствованному имя давателя, а тому не сообщала, кого из нуждающихся он осчастливил. Мудрость сия была очевидна ей и без разъяснений помазанных служителей Бога.

В каждом доме она вступала с подробную беседу со старым и малым, интересовалась делами и здоровьем, и приятным обхождением располагала к себе людей, и те охотно вверялись ей. Насыщая свое бескорыстное любопытство, Мири-Милка узнала всё и обо всех. Разумеется, столь выдающиеся знания находили самое достойное применение.

Мысль Мири-Милки светилась остротой и проницательностью. Жизненный опыт вместе с необыкновенной осведомленностью и пониманием человеческой природы помогали ей видеть истинные побуждения сквозь туман слов. За монотонным ткачеством она обдумывала городские происшествия, и, неустанно упражняя ум, разгадывала и предвосхищала. Она полагала, что страсти людские вполне однолики – найдешь сходное в прошлом, и уж знаешь чему быть в настоящем, а хорошая память исправно доставляла ей полезные аналогии.

Как упоминалось выше, в Гиве случались события пренеприятнейшие, чтобы не сказать хуже. По установившемуся обыкновению разбирали их старейшины Бнаяу и Баная. Иной раз они призывали на помощь Мири-Милку, хотя делали это лишь в крайних обстоятельствах, оберегая от ущерба свой престиж. Она откликалась с готовностью, и уж если бралась за дело, то доводила его до конца. По правде говоря, ее вклад зачастую бывал решающим, однако, щадя мужское самолюбие, она не выпячивала свою роль.

3

Как то раз Мири-Милка подчевала внучатых племянников пирогом с сушеными фруктами. Она снисходительно смотрела, как ребятишки отрывали верхнюю корочку и первым делом поедали сладкую начинку. Потом, но уже с меньшим пылом, они макали печеное тесто в блюдце с оливковым маслом и отправляли размягченные куски в рот. “Баба Анат” не позволяла им разнимать пирог, поэтому они охотнее лакомились у либеральной “бабы Милки”. Младшая Анат слишком любила сестру, чтоб ревновать ее к внукам.

Резкий стук в дверь ворвался в шумную идиллию. Вошел посланный Бнаяу слуга. Он передал Мири-Милке настоятельную просьбу старейшины без промедления явиться к нему. По встревоженному голосу гонца она поняла, что произошло нечто важное. Заранее предвкушая новую возможность обнаружить свой сыскной талант, она с удовольствием заторопилась. Малышню выпроводила из дома, дабы не искушать судьбу хрупкого и чистого.

В большой парадной комнате на высоких стульях восседали Бнаяу и Баная. Сбоку на умягченной циновками низкой лавке расположилась Анат. Поприветствовав сановное собрание,

Мири-Милка уселась рядом с сестрой. Равнодушная к мужниным делам, Анат не видела в них много проку. Однако, осторожный супруг, остерегаясь заплутать в глухих лабиринтах женской логики, обязательно звал ее на совет в тех случаях, когда приглашалась Мири-Милка, ибо он дорожил семейным миром и держался от греха подальше. Гостья ожидала торжественной речи Бнаяу, которую он произнесет специально для нее. Помощи он просить, конечно, не станет, но повадки и устремления дорогого зятя ей известны.

– Беда пришла в Гиву! – воскликнул Бнаяу и взглянул в глаза Мире-Милке, – некий левит, державший путь из Бейт-Лехема в свое поселение на горе Эфраимовой проследовал через наш город и остановился на ночлег с наложницей и слугой. Несколько негодяев громкими криками с улицы потребовали от домохозяина, давшего приют путникам, вывести к ним гостя, ибо они вознамерились познать его.

Произнеся последние слова, Бнаяу отвел взгляд от Мири-Милки и потупился. Выражение лица ее стало непривычно строгим. Анат прислушалась.

– К счастью, это преступление не свершилось, – продолжил старейшина, – но то, что произошло, не многим лучше. Гнусные супостаты ночь напролет насиловали наложницу, издевались над беззащитной женщиной. Утром левит забрал ее – мы пока не знаем, живую или мертвую – и увез к себе. Он разрезал тело несчастной на двенадцать частей и отослал их правителям колен Израильских. Теперь главы народа иудейского говорят нам, мол, слишком тяжко злодеяние, и посему отдайте на общий суд виновных, а иначе объявим войну всему племени Беньяминову. Мы с Банаей думаем, что прежде надо отыскать преступников и раскрыть до конца лиходейство, а уж потом решать, кому судить их.

– Вот именно! – вставил слово Баная, – зачем войной грозить? Беда наша общая в том, что нет нынче царя над народом!

Анат тихонько выскользнула из комнаты. Шепнула мужу, дескать, дочери младшей надо по хозяйству помочь, она на сносях, ей рожать в первый раз.