Нам идти дальше

«Организуйтесь!» — повторяет рабочим на разные лады газета «Рабочая мысль», повторяют все сторонники «экономического» направления. И мы, конечно, всецело присоединяемся к этому кличу, но мы непременно добавим к нему: организуйтесь не только в общества взаимопомощи, стачечные кассы и рабочие кружки, организуйтесь также и в политическую партию, организуйтесь для решительной борьбы против самодержавного правительства и против всего капиталистического общества».

Конец передовой Иван Васильевич прочитывал рабочим с особенным подъемом, словно стихи: «Перед нами стоит во всей силе неприятельская крепость, из которой осыпают нас тучи ядер и пуль, уносящие лучших борцов. Мы должны взять эту крепость, и мы возьмем ее, если все силы пробуждающегося пролетариата соединим со всеми силами русских революционеров в одну партию, к которой потянется все, что есть в России живого и честного».

Весь план Владимира Ильича был изложен в передовой, и Бабушкин это сразу уловил. Те самые мысли, которые Владимир Ильич излагал в Смоленске. Не он ли и автор передовицы? Разговоры вокруг идут горячие. «Экономисты» встречают ее в штыки, и понятно отчего — они не видят нужды в сильной и единой рабочей социал-демократической партии, потому что, мол, рабочие еще не доросли до высоких идеалов политической борьбы. Какие глупости! Именно этот тезис важно выбить из рук «экономистов», и, читая рабочим передовую из «Искры», Бабушкин особенно внимательно следил за тем, как она воспринимается. Все ли доходит? И без устали разъяснял, разъяснял.

По мере того как жизненное значение партии для будущего России доходило до людей, выражение их лиц становилось все более серьезным.

— Видишь, как дело обстоит. Гм… Действительно…

Попадались распропагандированные «экономистами» рабочие, которые вступали в спор: «Что нам в политику лезть?» Горячились, доказывали, что борьба должна идти за простые, насущные интересы рабочего человека, а все прочее «не наше дело».

— Так, значит? Не наше дело? — загорался Бабушкин. Он по привычке энергично встряхивал головой и, отбросив назад волосы, начинал: — Тут, кстати, в этом же номерке есть интересная статейка про Зубатова. Она и кое-кого из противников политики касается. Вот послушайте, что говорится про некоторых так называемых «новых друзей» нашего брата.

И затем Иван Васильевич переходил к чтению другой статьи в «Искре»: «Новые друзья» русского пролетариата», и не без язвительности в голосе приводил эпиграф, напечатанный в начале статьи: «Избави нас, боже, от друзей, а с врагами мы и сами справимся».

Начальник московской охранки Зубатов, о котором рассказывала статья, прославился не только созданием «летучего отряда» филеров. Он придумал еще одну хитрую вещь. Он выдавал себя за «друга» рабочих и стоял за то, чтобы правительство не запрещало такие их организации, как общества взаимопомощи, стачечные кассы и другие рабочие объединения, преследующие чисто экономические цели. Рабочим Зубатов старался внушить, что царь стоит над классами и печется именно о защите бедных и слабых против богатых и сильных.

В «Искре» разоблачались провокаторские уловки Зубатова, его попытки обмануть рабочих, сбить их с революционного пути.

Бабушкин умел убеждать. Он был удивительно терпелив и не жалел времени, чтобы объяснить людям то, что ими не сразу понято. Снова и снова он возвращался к передовице «Искры».

— У нас боятся даже слова «политика». Что греха таить, иногда и сами чураемся ее — дескать, не нашенское то дело. Нет, этак дело не пойдет. Нашему брату выход единственный — в петлю лезть от нужды, не то за ум браться. А ум — он вот! — встряхивал «Искрой» Иван Васильевич. — Не зубатовцы, а вот эти нам настоящие друзья!

Постепенно на лицах слушателей появлялось то, что Бабушкин больше всего ценил: отблеск разбуженной мысли. Конечно, если разобраться по совести, то ясно, что есть лишь один путь вырваться из неволи и нищеты — изменить господствующие порядки, добиться свободы для всех, перевернуть Россию. У Бабушкина просили:

— Дай-ка свою газетку нам на дом почитать, а?

Человек, который потянулся к «Искре», хочет найти в ней ответ на вопрос, касающийся больших глубин жизни, потом уже не успокоится: попросит и второй номер, и третий и станет постоянным читателем «Искры». Вот и достигнута цель пропагандиста. Рабочий, который читает «Искру», станет и ее приверженцем. Иван Васильевич в этом и не сомневался. Иначе и быть не может.

Всюду встречал Бабушкин большой интерес к «Искре».

На Россию нужны были десятки тысяч экземпляров, и то бы не хватило. Даже кое-где в деревне о ней прослышали.

В Москву Иван Васильевич наведывался часто, но в комитете отвечали: «Сами не имеем «Искры», всё в руки полиции попало!..»

Однажды, возвращаясь в Орехово-Зуево, Бабушкин на станции слышал, как проезжий помещик жаловался: в его имении произошел пожар, и, видать, от поджога.

Собеседником помещика был господин в очках.

— Крестьяне жгут, — угрюмо говорил господин. — У меня тоже экономия в Киевской губернии. Серьезно пострадала именно от поджога. Ужасное время!..