Нам не дано предугадать. Правда двух поколений в воспоминаниях матери и сына

Мой дорогой мальчик, ты родился в Москве одиннадцать лет назад и провел первые годы своей жизни в дорогом для всех нас Петровском, в нашем милом старом доме. В это время свирепствовала война, потом пришла революция со всеми ее ужасами, а затем Гражданская война с террором, голодом и страданиями. В 1917 году тебе было всего 18 месяцев. Ты, конечно, не понимал, что недостаток еды – меньше сахара, более грубый хлеб и жидкое молоко – был символом величайшей катастрофы в современной истории, изменившей судьбу твоей страны, твоих родителей и твою собственную судьбу. Возможно, ты ощущал отсутствие простора при беготне по маленьким, плохо отапливаемым и бедно обставленным комнатам вместо просторных залов и обширных садов нашего дома-дворца. Возможно, ты замечал, что комнаты, к которым ты только начал привыкать, часто меняются, а улицы, по которым ты гулял со своей няней, сегодня не те, что вчера. Наверное, ты помнишь, как твои игрушки и одежда упаковывались, а тебя самого втискивали в тесное, грязное купе третьего класса или даже в товарный вагон. И каким ты чувствовал себя несчастным из-за невозможности свободно двигаться. Ты, наверное, помнишь, как тебе приходилось утолять голод черствым хлебом и консервированным молоком, которое ты ненавидел.

Когда ты вырос настолько, что начал думать и запоминать, ты оказался в большом пыльном городе с необычно выглядевшими желтолицыми людьми; к тому времени воспоминания о прошлых событиях изгладились из твоей памяти, тебе казалось, что ты со своими родителями всегда жил в этом наполовину русском, наполовину китайском городе – Харбине. Но когда ты стал понимать разговоры взрослых, видел изображения старого и красивого дома, где, как тебе сообщали, ты прожил первый год своей жизни, и портреты незнакомых людей, которые, как тебе говорили, были твои дедушка и бабушка, ты стал задавать вопросы и интересоваться нашей жизнью до того, как мы оказались в Китае.

Я начал эти записки не только чтобы удовлетворить твою любознательность. Для того, чтобы познать себя, что очень важно, необходимо знать свои корни, людей, которые оказали на нас влияние в детстве, места, в которых мы родились и где прожили первые годы нашей жизни. Твои старшие брат и сестра оставили Россию в годы, которые они уже помнили. У тебя не было этого преимущества, и я попробую рассказать тебе о нашей прежней жизни, наших родителях и предках. Позже, когда это заинтересует тебя, я расскажу тебе, что мы пережили, оставив Москву, до того, как приехали в эту страну, которую ты по праву считаешь своей.

Лос-Анджелес, 1927

Петровское

Если правда, что место, где человек родился и провел большую часть своей жизни, накладывает глубокий отпечаток на его личность, характер, вкусы и даже ум, то наша семья может служить тому примером.

На нас, так же как и на старшее поколение этой ветви Голицыных, оказало глубокое влияние то место, где мы прожили лучшие годы своей жизни. Я говорю о милом старом поместье Петровском, расположенном в сорока верстах на запад от Москвы. Как мы все любили его! И не только за красоту окрестностей и дома, но и за то неуловимое, чем дышали стены, книги, картины, зеленые лужайки, рощи, за то, что позволяло чувствовать себя нравственно лучше, заставляло ум работать быстрее и давало возможность погружаться в атмосферу давно прошедших времен.

Как я любил, возвращаясь из поездки в Москву или откуда-нибудь еще, приближаться к дому вдоль высокого берега живописной Москвы-реки, в санях, запряженных тройкой, и видеть внезапно возникающий красивый белый дом, окруженный парком. Как было приятно после морозной езды войти в дом, такой уютный и теплый (несмотря на огромные размеры его комнат), нагретый большими каминами, наполненный старинной, удобной мебелью и ярко освещенный свечами и керосиновыми лампами. Электричество не было проведено, чтобы не затронуть атмосферы восемнадцатого века. Даже теперь, закрыв глаза, я могу видеть длинную анфиладу комнат, бесценные картины на стенах, ощущать приятный запах старых книг, слышать потрескивание старой мебели и дубовых полов, тиканье часов, тонкое, почти неуловимое позвякивание хрустальных подвесок на люстрах.

Дом был построен в конце восемнадцатого столетия моим прадедом – князем Федором Голицыным[85]. Наполеоновские войска прошли через Петровское и стояли там на их пути в Москву. К счастью, они не причинили большого вреда – был отбит нос у бюста кн. Федора и порезан саблей один из фамильных портретов. Во время нашествия кн. Федора с семьей не было в Петровском. Они бежали в другое имение на Волге.