Нам не дано предугадать. Правда двух поколений в воспоминаниях матери и сына

Князь Федор описывает свои странствия и чувства в эту знаменательную эпоху в дневнике, который позже он издал в виде прелестнейшей книги. Он рассказывает, как Петровское было спасено благодаря французскому эмигранту, жившему по соседству и отправившемуся к принцу Евгению Богарне – пасынку Наполеона, и как принц согласился пощадить имение, и как был счастлив кн. Федор, когда, вернувшись после отступления французов, он нашел все в полном порядке. Очень трогательно читать о его чувствах и слезах, когда при приближении к Петровскому он увидел свое творение – дворец со всеми окружающими его службами, стоящий нетронутым во всей его красоте, и как радовались его крепостные, встречая своего старого хозяина.

На основании одной из колонн фронтона есть надпись, сделанная каким-то острым инструментом самим кн. Федором: «В напоминание обитателям Петровского. В 1812 году здесь был неприятель. Кн. Ф.».

Эту надпись свято хранили последующие поколения Голицыных, я надеюсь, что она до сих пор существует, хотя большевистское нашествие по своей опустошительности не может идти ни в какое сравнение с нашествием Наполеона.

Кн. Федор был одним из наиболее культурных людей своего времени. Он много путешествовал, за границей встречал таких людей, как Вольтер. С последним у него была ссора на религиозной почве, и князю пришлось спешно покинуть Ферней, знаменитую обитель хозяина. Он много читал и еще больше писал. Наша библиотека была полна его старыми французскими книгами, дневниками и письмами, написанными им и к нему. В прошлом моим любимым занятием было рыться во всем этом и погружаться в атмосферу и дух восемнадцатого столетия. Его тонкий художественный вкус проявился в коллекции картин и гравюр, в меблировке и архитектуре дома.

В истории России был выдающийся человек, оказавший большое влияние на кн. Федора, – это был брат его матери Иван Шувалов, премьер-министр Императрицы Елизаветы, основатель Московского университета и Академии наук в Петербурге. Это он привил племяннику вкус к искусству и наукам, что выделяло кн. Федора из его окружения и заставляло сторониться блестящего, но фривольного двора Екатерины Великой. Он мог бы сделать при дворе блестящую карьеру. В юности он был камергером Императрицы, и она звала его «le gentil cavalier»[86]. Но он предпочел более спокойную и интеллектуальную жизнь в Москве и Петровском, которое с помощью лучших архитекторов того времени он воссоздал заново.

Кн. Федор умер в 1827 году, сто лет назад, но его светлый дух воплотился в его доме, его книгах, в бесчисленных портретах и бюстах, а также в семейных традициях и все еще был жив в Петровском спустя девяносто лет после его смерти.

Я не помню его сына – моего деда[87], который умер до моего рождения, но я хорошо помню мою бабушку, княгиню Луизу. Она до кончиков пальцев была настоящим типом grande dame[88] Она получила все высочайшие отличия, которые могла иметь женщина в России: титул статс-дамы Императрицы и множество орденов и украшений, усыпанных алмазами. Их, к величайшему нашему удовольствию, бабушка надевала в торжественных случаях с зеленым бархатным придворным платьем. Она правила московским высшим светом твердой, но благожелательной рукой.

Как мы, дети, любили смотреть, спрятавшись за занавесками, на приток и отток гостей в ее приемные дни в Москве! Генералы в блестящей форме, роскошно одетые молодые и старые дамы, честолюбивые молодые люди в надежде на благосклонное слово всевластной дамы, так важное для их продвижения, дебютантки сезона, краснеющие и трепещущие в ожидании суждения старой княгини и выходящие после разговора с ней сияющими и очарованными любезным и приветливым обращением. Часто по дороге из Петербурга на юг, делая остановку в Москве, кто-нибудь из великих князей заезжал с визитом, отдавая должное той, которая была другом трех Императоров и состояла в переписке со многими коронованными особами в Европе.

Единственными, кто не проявлял достаточно благоговения и уважения к старой даме, были мы, ее внуки. Мы просто любили ее, а она любила и обожала нас. Когда в последние годы жизни она не могла подниматься по лестнице, каждый из нас по очереди, для того чтобы составить ей компанию, должен был с ней обедать. Это было большим удовольствием – быть в ее обществе, есть то, чем она старалась нас угостить, и слушать ее рассказы о детстве, таком далеком от нашего времени. Я помню ее рассказы о Наполеоне и Александре Первом, оба они скончались, когда ей было между 10 и 20 годами. Александра она встречала часто, когда жила со своей матерью в Зимнем дворце.