Нам не дано предугадать. Правда двух поколений в воспоминаниях матери и сына

Поэтому я дал согласие баллотироваться в председатели Исполнительного комитета, который должен был быть выбран всем населением уезда. Я считал своим долгом работать вместе с людьми в это трудное время и попытаться сохранить порядок и нормальное положение вещей. Большинство тех, кого я уважал и чьи идеи я разделял, – кн. Львов, Милюков и другие – были членами Центрального правительства, и я делал все возможное, чтобы поддержать их в местном самоуправлении.

В начале апреля я был выбран председателем или комиссаром Звенигородского уезда. На фронте было спокойно, и я оставил свой госпиталь на двух интернов и переехал в маленький город в 25 верстах от дома. Так как это была ранняя весна, снег таял и дороги были скверными. Мне пришлось жить в Звенигороде большую часть времени, наезжая иногда домой или в Москву для консультации с более опытными людьми.

Исполнительный комитет состоял из шестнадцати человек: половина из них крестьяне, четверо принадлежали к рабочему классу. Я был единственный представитель землевладельцев, и потому мое положение было несколько щекотливым. Имея поддержку разумного большинства, состоявшего в основном из крестьян, я благополучно справлялся почти со всеми трудными вопросами. Рабочие во главе с доктором-социалистом образовали крайнюю левую оппозицию. Задачи комитета были обширны: реорганизовать административные учреждения старого правительства, такие как полиция, школьная инспекция, комиссия по мобилизации и пенсионный департамент. Война еще шла, и наиболее трудной была организация помощи продовольствием и семенами и их распределение через кооперативные лавки. Все должно было быть реорганизовано на более демократических принципах, но, так как новые правители, включая и меня самого, имели мало опыта в администрировании, многие из бывших чиновников, служивших при старом правительстве, вернулись на свои прежние места, но под другими названиями и под строгим контролем Комитета.

Все шло более или менее гладко, когда началась организация Советов и распространение большевистских идей и методов работы.

Делегаты Советов (Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов) вначале не имели большого влияния, но постепенно, следуя примеру Петрограда и других больших городов, они начали вмешиваться в функции администрации и пропагандировать среди населения идеи большевиков. Комитет боролся с ними как только мог, но комитетская оппозиция стала определенно большевистской, а единственным возможным в то время способом борьбы было убеждение, никакие более жесткие меры борьбы не могли быть применены, а потому результаты были нулевыми.

Большевизм постепенно завоевывал позиции среди крестьянства, которое не хотело ждать, пока закон о земле будет принят Учредительным собранием. Они начинали захватывать земли своих соседей. Я посылал членов Комитета расследовать эти случаи и пытаться убедить крестьян быть терпеливыми, но это не имело успеха. У меня возникли трудности и в моем поместье. Были совершенно открыто сделаны порубки в парке и скошена трава на лугах, но это не казалось существенным, пока отношения с большинством соседей продолжали оставаться хорошими. Нашлось всего несколько таких, которые подбивали остальных занять мои земли и дом и арестовать меня. Их пропаганда не была успешной, и, когда я в августе вышел из Комитета, я мог, не опасаясь ничего, жить в Петровском.

Я оставил Комитет, потому что правительство Керенского стало определенно социалистическим и совершенно беспомощным. Оно действовало под влиянием и контролем Петроградского Совета рабочих и солдат, издавало глупые, невыполнимые декреты, ничего не делало, чтобы пресечь большевистскую пропаганду в деревне и на фронте, и, наконец, отвергло единственный путь, который мог спасти Россию, – диктатуру, возглавляемую популярным героем – генералом Корниловым. В моем уезде, как и везде, радикальные социалистические и анархистские элементы взяли верх в административных органах и ускорили конец – триумфальное вторжение большевизма и анархию. Наиболее никчемные жители деревни – дезертиры, хулиганы, неграмотные, бездельники и мальчишки – подняли головы и взяли власть в комитетах. Наиболее благоразумные не ходили на общинные выборы. Никогда я не видел такой бесстыдной пародии на выборы, как в Учредительное собрание в октябре, когда небольшая кучка рабочих-большевиков, разделенных на вооруженные отряды, принуждала по всем уездам неграмотных крестьян отдавать свои голоса за большевистских кандидатов.

Какое грустное это было время, октябрь 1917 года! И как будто нарочно, осень была красива как никогда, золотая осень, вдохновлявшая наших величайших поэтов и художников. От этого было труднее оставить дом, но я должен был уходить. Мои друзья, местные крестьяне, часто навещали меня и предупреждали, что радикальные элементы собираются схватить меня. Такое же предупреждение исходило и из уездного города, поэтому я решил уехать в Москву.