Нам нужно поговорить о Кевине

Наверно, может показаться, что я говорю о ней зло, но на самом деле я была даже очарована. Наша маленькая дублерша Айседоры Дункан была так раскована, так неудержима! Наверное, я ей даже немного завидовала. Я с тоской вспомнила, как, будучи беременной Кевином, скакала по нашему лофту в Трайбеке под Talking Heads, и мне стало грустно от того, что больше я этого не делала. И несмотря на то, что эта девочка была на добрых восемь лет старше Селии, что-то в ней, в том, как она металась и делала пируэты от одного конца спортзала до другого, напомнило мне нашу дочь. Вряд ли она пыталась привлечь к себе внимание; казалось, она вышла танцевать просто потому, что это была одна из ее любимых песен – снова это слово! – и потому что по пустой площадке было так легко метаться, в экстазе позабыв обо всем. Вероятно, она проявляла такие же эмоции, танцуя под эту же песню у себя в гостиной, и не видела причин, чтобы не танцевать так же безудержно весело только потому, что стоящие по стенам двести злобных подростков бросали на нее косые взгляды.

Stairway to Heaven всегда кажется бесконечной, но все же она почти закончилась; он мог бы оставаться в стороне еще две минуты. Но нет. Я ощутила странный укол страха, когда Кевин медленно отлепился от бетонной стены и направился точно по прямой в сторону Элис, нацелившись на нее словно ракетный комплекс, захвативший цель в виде баллистической ракеты. Он остановился прямо под зеркальным шаром, верно рассчитав, что после очередного пируэта левое ухо Элис окажется прямо на уровне его рта. Есть. Контакт произошел. Он нагнулся совсем чуть-чуть и что-то прошептал.

Я не стану притворяться, будто знаю, что именно он сказал. Но этот образ оживил все мои последующие мысленные реконструкции произошедшего в тот четверг. Элис застыла. На ее лице появилось выражение неловкости, которой оно так явственно было лишено всего мгновение назад. Взгляд ее заметался по сторонам, не в силах остановиться на чем-то хоть на секунду. Внезапно слишком хорошо осознав присутствие зрителей, она словно поняла, что проявленная ею неосмотрительность влечет за собой обязательства: песня еще не закончилась, и она была вынуждена делать вид, что ничего не произошло, и подпрыгивать на протяжении еще нескольких тактов. В течение последующих сорока секунд она барахталась словно в жутком замедленном танце смерти, как Фэй Данауэй[209] в финале фильма «Бонни и Клайд»[210].

Диджей очень к месту поставил следующую композицию – White Rabbit группы Jefferson Airplane[211]; Элис вцепилась в свою коричневую юбку и собрала ее в складки между ног. Скованной походкой идя в темный угол, она плотно прижимала к талии локти, а руки пыталась спрятать под них. Я почувствовала, что неким отвратительным образом за прошедшую минуту она повзрослела. Теперь она знала, что платье у нее идиотское, а подбородок безвольный. Что мать ее предала. Что она «некрутая» и что она никогда не будет хорошенькой. И самое главное – она узнала, что никогда-никогда нельзя выходить на пустой танцпол – может быть, вообще ни на какой танцпол, на всю оставшуюся жизнь.

Меня не было там в тот четверг. Но за два года до того я стала свидетелем его предвестника в том же самом спортзале, когда была убита одинокая выпускница Гладстонской средней школы.

Ева

2 марта 2001 года

Дорогой Франклин,

сегодня в конце рабочего дня мой коллега Рикки обратился ко мне с предложением, и этим ближе чем когда-либо подошел к признанию запретной темы: он пригласил меня прийти в его церковь. Я смутилась и поблагодарила его, но уклончиво ответила: «Не думаю, что приду». Он не отступил и спросил почему. И что я должна была ответить? Что все это – полная чушь? Я всегда чувствую некоторую снисходительность по отношению к религиозным людям, так же как и они испытывают ее ко мне. Так что я сказала: мне жаль, но я не могу; я хотела бы поверить, и иногда я очень стараюсь верить, но ничто в событиях последних лет моей жизни не наводит меня на мысль о том, что некая добрая сущность оберегает меня. Ответная реплика Рикки насчет «неисповедимых путей» не впечатлила ни его, ни меня. Неисповедимы, сказала я. Кому ты рассказываешь.