Нам нужно поговорить о Кевине

Майкл Карнил из Падуки был того же сорта – толстяк, которого дразнили и который купался в своих крохотных страданиях, словно пытался принять ванну в луже. Но в прошлом у него никогда не было проблем с дисциплиной – самое страшное, за чем его до того времени заставали, был просмотр видеоканала «Плейбой». Он отличился тем, что открыл огонь не по кому-нибудь, а по группе молящихся. Ему удалось убить троих учеников и ранить пятерых, но, судя по поминальным службам, пропитанным духом непротивления, и по милосердным плакатам на школьных окнах – на одном из них были фотографии не только его жертв, но фото и самого Карнила с сердечком – укрепившиеся в вере получили свое, простив его до смерти.

В тот октябрьский вечер, когда появились новости о Перле, мы с тобой смотрели «Час новостей» с Джимом Лерером, и я взорвалась:

– Господи, кто-то называет его педиком или толкает в коридоре, и вдруг нате вам: ох, ах, я обстреляю школу, я вот-вот взорвусь от этого ужасного давления! С каких пор американские дети стали такими мягкотелыми?

– Да, пора уже спросить себя, – согласился ты – что случилось с прежним способом: пойти на спортивную площадку и разобраться при помощи кулаков?

– Руки боятся испачкать. – Я обратилась к нашему сыну, который проходил мимо нас, направляясь в кухню и который, как правило, предпочитал не участвовать в семейных разговорах, а подслушивать их. – Кевин, разве мальчики в твоей школе никогда не улаживают свои разногласия при помощи старомодной драки на кулаках?

Кевин остановился и посмотрел на меня – ему всегда нужно было сначала взвесить, стоит ли ответа заданный мной вопрос.

– Выбор оружия, – сказал он наконец, – это половина битвы.

– И что это должно означать?

– Вудхэм – слабый, рыхлый, непопулярный. Драка на кулаках – это низкий процент победы. У этого толстяка было гораздо больше шансов с 30-миллиметровым ружьем. Разумный выбор.

– Не такой уж разумный, – сказала я запальчиво. – Ему шестнадцать. Это возраст, в котором в большинстве штатов судить его будут как взрослого. Его запрут надолго. (И в самом деле – Люку Вудхэму дадут три пожизненных срока, и добавят еще 140 лет в придачу.)

– И что? – сказал Кевин с холодной улыбкой. – Жизнь этого парня уже закончена. Он получил больше удовольствия в процессе, чем это когда-нибудь удастся большинству из нас. Молодец.

– Уймись, Ева, – вмешался ты, когда я открыла рот, чтобы возмутиться. – Твой сын просто над тобой подшучивает.

На протяжении большей части жизни Кевина его проблемы тоже оставались мелкими. Он был умен, но ненавидел школу; у него почти не имелось друзей, и тот единственный, которого мы знали, был льстив и подобострастен; при участии Кевина происходили разные двусмысленные инциденты – от истории с Виолеттой до «назовем ее Элис», которые являлись тревожным звонками, но громкость их казалось слышимой только мне. Однако характер проявляется с замечательным единообразием, будь то на поле битвы или в супермаркете. Для меня все в Кевине было единым целым. Чтобы мои теории касательно его жизненной позиции не казались слишком пафосными, давай сократим описание их связующего материала до одного слова: злоба. Поэтому, когда в тот вечер у нашей двери появились два полицейских из Оринджтауна[212] вместе с Кевином и мерзким Леонардом Пью за компанию, ты был поражен; я же сочла, что полиция запоздала с визитом.

– Чем я могу вам помочь, офицеры? – услышала я.

– Мистер Качадурян?

– Пласкетт, – поправил ты, уже не в первый раз, – но я отец Кевина.

Я помогала Селии делать уроки, поэтому прокралась в фойе за твоей спиной, возбужденная тем, что подсматриваю.

– Мы получили телефонную жалобу от автомобилиста, и я боюсь, мы обнаружили вашего сына и его друга на пешеходном мостике через шоссе 9W. Нам пришлось гнаться за этими двумя, но похоже, именно они и есть те ребята, что швыряли куски щебня на дорогу.

– В машины? – спросил ты. – Или просто на пустую дорогу?

– Вряд ли пустая дорога доставила бы им такое веселье, – проворчал второй полицейский.

– Это были в основном воздушные шарики с водой, пап! – сказал Кевин из-за спины полицейского. Я знаю, что в тот период голос у него менялся, но каждый раз, когда он разговаривал с тобой, Франклин, его голос взлетал на целую октаву.

– Автомобилист позвонил нам с жалобой не на шарики с водой, – сказал второй, более коренастый полицейский, который, судя по голосу, был также и более сердит. – Это были камни. И мы проверили шоссе по обе стороны от пешеходного моста – там валяется куча кусков кирпича.

Я тут же встряла:

– Кто-нибудь пострадал?

– К счастью, прямых попаданий не было, – сказал первый полицейский. – Что делает этих мальчиков очень, очень везучими.

– Ну не знаю, везет ли тебе, – пустил слезу Ленни, – если тебя хватают копы.

– Чтобы искушать судьбу, нужно иметь везение, парень, – сказал более вспыльчивый полицейский. – Рон, я все же думаю, нам следует…