Нам нужно поговорить о Кевине

– Ну надо же, – сказала я. – Ты прямо-таки беспощаден.

Ты резко повернул голову.

– Это был сарказм?

Ладно, раз ты не собирался оказывать мне срочную медпомощь, я сама налила себе вина. Я снова села и выпила половину бокала в два глотка.

– Это был очень детальный рассказ. Так что ты, наверное, не станешь возражать, если я проясню кое-что.

– Валяй.

– Ленни, – начала я. – Ленни – это червяк. Ленни вообще-то туповат. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, в чем привлекательность – я имею в виду для Кевина. Потом я поняла: привлекательность именно в этом. В том, что он тупой, податливый, полный самоуничижения червяк.

– Погоди, мне он тоже не особо нравится, но полный самоуничижения…

– Я рассказывала тебе, что застукала их на заднем дворе, и у Ленни были спущены штаны?

– Ева, ну ты должна знать, что мальчики, достигшие половой зрелости… Это может вызывать у тебя неловкость, но иногда они экспериментируют…

– У Кевина штаны не были спущены. Кевин был полностью одетым.

– Ну и что это должно означать?

– Что Ленни ему не друг, Франклин! Ленни – его раб! Ленни делает все, что велит ему Кевин, и чем это более унизительно, тем лучше! Поэтому шанс на то, что этот жалкий хихикающий подхалим и мерзавец придумал какое-то занятие – не говоря уж о том, чтобы быть зачинщиком какой-нибудь гадкой и опасной проделки – и втянул в это бедного добродетельного Кевина… Да это же полный абсурд!

– Ты не можешь говорить тише? И мне кажется, тебе не нужен второй бокал вина.

– Ты прав. На самом деле мне нужна бутылка джина, но придется обойтись мерло.

– Послушай, может, он и совершил нечто сомнительное, но мы с ним это обсудили. И все равно, для того, чтобы взять вину на себя, требуется мужество, и я чертовски горжусь…

– Кирпичи, – перебила я. – Они тяжелые. Они большие. Строители не держат кирпичи на пешеходных мостах. Как они туда попали?

– Кусок кирпича. Я сказал «кусок».

– Да. – Мои плечи опустились. – Я уверена, что и Кевин сказал то же самое.

– Он наш сын, Ева. Это означает, что надо ему хоть немного верить.

– Но полицейские сказали, что… – я оставила эту мысль висеть в воздухе, утратив всякий энтузиазм по поводу ситуации. Я чувствовала себя словно упрямый адвокат, который знает, что присяжные ему больше не симпатизируют, но ему все равно нужно делать свою работу.

– Большинство родителей, – сказал ты, – занимаются тем, что стараются понять своих детей, а не критиковать каждую мелкую…

– Я пытаюсь его понять! – Наверное, мой свирепый голос разносился по всему дому: по ту сторону перегородки между кухней и столовой Селия начала тихонько плакать. – Жаль, что ты не пытаешься это сделать!

– Правильно, давай, иди занимайся Селией, – пробормотал ты, когда я встала, чтобы уйти. – Иди вытирай Селии глазки, и гладь Селию по прекрасным золотистым волосикам, и делай за Селию ее домашнее задание, а то не дай бог она научится решать хоть одну жалкую задачку сама. К нашему сыну только что прицепились полицейские за то, чего он не совершал, и он довольно сильно напуган – но это ничего, ведь Селии нужно молоко и печенье.

– Вот именно, – парировала я, – потому что один наш ребенок пишет по складам названия домашних животных, в то время как другой швыряет кирпичи в проезжающие машины. Пора бы тебе понять, в чем разница.

Я очень злилась из-за того вечера и большую часть следующего рабочего дня провела в «КН», ворча себе под нос и задаваясь вопросом: как я могла выйти замуж за полного идиота? Прости. И это было низко с моей стороны, но я так и не рассказала тебе, с чем я столкнулась позже в тот день. Может, я испытывала неловкость или не справилась с гордыней.

Я была настолько вне себя от ярости и разочарования, что работа у меня никак не клеилась, и поэтому я воспользовалась прерогативой начальства и ушла домой пораньше. Когда я вернулась и отпустила домой Роберта, сидевшего с Селией, я услышала в коридоре голоса. Оказалось, что у тупого, податливого, полного самоуничижения червяка даже не хватило здравого смысла на то, чтобы несколько дней не показываться здесь, после того как он появился у нашей двери в компании полиции: я узнала гнусавый недовольный скулеж, доносившийся из кошмарно опрятной комнаты Кевина. Дверь была приоткрыта, что выглядело необычно; но ведь меня не должно было быть дома еще два часа. Когда я направилась в ванную, я не то чтобы подслушивала… ну ладно, предположим, я подслушивала. Мне очень хотелось подслушивать под этой дверью накануне вечером, и это желание не исчезло.

– Эй, помнишь толстую задницу того копа, свисающую из штанов? – Ленни предавался воспоминаниям. – Прямо улыбка работяги, который ухмыляется от уха до уха! Спорим, если бы этот чувак обосрался, пока бежал, ему бы полегчало!

Кевин вроде бы не присоединился к хихиканью Ленни.