Поэтому я бросаю себе вызов – как в прежние дни, когда я возвращалась домой и заставляла себя не бежать и не провоцировать погоню. По коридору я иду не на цыпочках, а маршем, громко стуча каблуками по половицам – тук-тук. Я дохожу до распахнутой двери в детский санузел – и вот он, наш первенец, в всем своем пубертатном великолепии, вплоть до многочисленных прыщей, пламенеющих на его заднице. Широко расставив ноги и выгнув спину, он стоит, развернувшись под таким углом, чтобы я могла видеть результат его работы руками – багровый и блестящий от того, что я поначалу принимаю за лубрикант, однако серебряная обертка на полу дает понять, что это мое несоленое сливочное масло «Озерный край»; и вот так происходит мое знакомство с тем фактом, что мой сын отрастил на лобке тонкие, странно прямые волосы. Хотя большинство мужчин занимаются подобной деятельностью с закрытыми глазами, Кевин свои приоткрыл, чтобы ему удобнее было бросить на свою мать хитрый сонный взгляд через плечо. Я в ответ пристально смотрю на его член; несомненно, именно это мне следовало делать в парке, вместо того чтобы отводить взгляд, поскольку этот отросток производит настолько незначительное впечатление, если посмотреть на него прямо, что это заставляет задуматься: а из-за чего, собственно, вся суета? Я протягиваю руку и захлопываю дверь.
По коридору разносится сухая усмешка. Я быстро иду обратно в кухню. Я пролила кофе на юбку.
Я знаю: ты, должно быть, задавал себе этот вопрос. Почему я просто не ушла? Ничто не мешало мне схватить Селию, пока у нее еще оставался один глаз, и удрать назад в Трайбеку. Я могла бы оставить тебя с твоим сыном и этим ужасным домом – идеальный комплект. В конце концов, у меня были все деньги.
Не уверена, что ты поверишь, но мне никогда не приходило в голову уйти. Наверное, я провела достаточно много времени на твоей орбите, чтобы впитать твое яростное убеждение в том, что счастливая семья не может быть просто мифом; но даже если она – миф, то лучше умереть в поисках прекрасного, пусть и недостижимого, чем дуться в пассивном циничном согласии с тем, что ад – это родные тебе люди. Мне очень не хотелось видеть в перспективе поражение. Если – для начала – я приняла свой собственный вызов и вы́носила Кевина, то выноси́ть Кевина на повседневной основе означало принять еще больший вызов. Кроме того, у моей стойкости могла быть и практическая сторона. Ему вот-вот должно было исполниться пятнадцать. Он ни разу не заговорил о колледже; он вообще никогда не говорил о своем взрослом будущем и никогда не выражал ни малейшего интереса к какому-нибудь ремеслу или профессии. Не знаю, может, он вообще придерживался данной в пятилетнем возрасте клятвы жить на пособие. Но теоретически примерно через три года наш сын должен был покинуть дом. После этого остались бы только ты, я и Селия, и тогда мы бы позаботились об этой твоей счастливой семье. Эти три года к настоящему моменту почти прошли, и даже если они оказались самыми долгими в моей жизни, в то время я никак не могла подобного ожидать. Наконец – и это может поразить тебя как нечто совершенно простое – я любила тебя. Я любила тебя, Франклин. Я до сих пор тебя люблю.
И все же я чувствовала себя в осаде. Дочь наполовину ослепла, муж сомневался в моем психическом здоровье, а сын глумливо демонстрировал мне свой намазанный сливочным маслом пенис. На меня словно нападали со всех сторон, и, решив посодействовать этому чувству, Мэри Вулфорд выбрала именно это время, чтобы нанести первый негодующий визит к нам домой – и последний, если вдуматься, потому что в следующий раз мы с ней встретимся в суде.
Она в то время была еще худой, как гончая, волосы были угольно-черными от самых корней, так что я и не знала, что она их красит, и она несколько сурово закалывала их наверх. Даже ради этого соседского визита она была безупречно одета в костюм от «Шанель», на лацкане пиджака поблескивала, излучая респектабельность, брошь в виде веточки из драгоценных камней. Кто бы мог подумать, что всего три года спустя она в мятой одежде будет шаркающей походкой передвигаться по супермаркету и бить сырые яйца, лежащие в тележке другой женщины.
Она коротко представилась и, несмотря на прохладную погоду, отклонила приглашение войти в дом.
– Моя дочь, Лора, очень красивая девочка, – сказала она. – Для матери естественно так думать, но мне кажется, что ее привлекательность также очевидна и для других людей. За двумя важными исключениями: самой Лоры и этого вашего молодого человека.