Нам нужно поговорить о Кевине

Его отец, по крайней мере, вечно тащил его в какой-нибудь полный хлама Музей коренных народов Америки или на скучное поле битвы времен Войны за независимость, так что любой, кто попытался бы изобразить его заброшенной жертвой брака, в котором оба родителя эгоистично занимаются лишь своей карьерой, столкнулся бы с практически невыполнимой задачей, и что бы он там ни почуял, мы не были в разводе: тут он никого не копировал. Он не являлся членом сатанинского культа; большинство его друзей тоже не ходили в церковь, так что безбожие вряд ли могло стать темой, от которой стоило бы отталкиваться. Его не доставали: у него были малоприятные дружки, и ровесники изо всех сил старались его не трогать; так что номер с «бедным преследуемым неудачником» и всем этим «мы должны сделать что-нибудь, чтобы прекратить школьную травлю», тоже бы не прошел. В отличие от столь презираемых им психически неуравновешенных убийц, которые передавали одноклассникам злобные записки и делали экстравагантные заявления доверенным лицам, он держал рот на замке; он не создавал веб-сайтов об убийствах и не писал сочинений о том, как взорвать школу, так что даже самый творчески одаренный комментатор оказался бы в трудном положении, если бы захотел превратить сатиру о внедорожниках в один из безошибочных «тревожных сигналов», которые сейчас должны были бы заставить бдительных родителей и учителей звонить на анонимные горячие линии. Но самое главное заключалось в том, что, если он исполнит свой трюк, пользуясь исключительно обычным арбалетом, его мать и ее тупоголовые друзья-либералы не смогут продемонстрировать арбалет Конгрессу в качестве очередного плаката в поддержку контроля над оружием. Короче говоря, его выбор оружия должен был в полной мере гарантировать, что тот четверг не будет подразумевать абсолютно ничего.

Когда 8 апреля 1999 года я встала, как обычно, в 6.30, у меня еще не было необходимости писать этот день недели курсивом. Я выбрала блузку, которую редко надевала; когда я застегивала ее перед зеркалом, ты наклонился ко мне и сказал, что хоть я, возможно, и не захочу этого признавать, но я хорошо выгляжу в розовом, и поцеловал меня в висок. В те дни малейшее проявление доброты с твоей стороны очень много для меня значило, и я покраснела от удовольствия. Я снова понадеялась на то, что ты изменишь свое решение по поводу развода, хотя мне не хотелось спрашивать тебя об этом напрямую, чтобы не разрушить свои иллюзии. Я сварила кофе, потом подняла Селию и помогла ей промыть и установить на место протез. У нее все еще была проблема с выделениями из глазницы, так что удаление желтой корки с протеза, с ее ресниц и из слезного протока могло занять добрых десять минут. Хотя поразительным образом ко многому можно привыкнуть, я до сих пор чувствовала облегчение, когда ее стеклянный глаз возвращался на место, восстанавливая ее прозрачно-голубой взгляд.

Не считая того, что мне не пришлось трижды будить Кевина, чтобы он встал, утро началось совершенно обычным образом. Как всегда, я поразилась твоему аппетиту, который в последнее время восстановился: наверное, ты был одним из последних белых англо-саксонских протестантов в Америке, который до сих пор на завтрак съедал два яйца, бекон, сосиску и поджаренный хлеб. Я никогда не могла осилить что-то более серьезное, чем кофе, но я любила шипение копченой свинины, аромат поджаривающегося хлеба и общую атмосферу удовольствия от предстоящего дня, которую создавал этот ритуал. Чистая энергия, с которой ты готовил свой пир, должно быть, очищала твои сосуды от его последствий.

– Вы только поглядите на него! – воскликнула я, когда появился Кевин. Я аккуратно поджаривала французский тост для Селии, следя за тем, чтобы на нем не осталось непрожаренных кусочков яйца, которые могли показаться ей склизкими. – Что случилось? Вся твоя одежда размера XS в стирке?

– Бывают дни, когда ты просыпаешься, – сказал он, заправляя свою пышную фехтовальную рубашку в те же струящиеся вискозные брюки, которые он надевал в «Хадсон-Хаус», – с пониманием торжественности момента.

Совершенно не таясь, он уложил пять велосипедных замков в свой рюкзак. Я предположила, что он нашел в школе желающих их купить.

– Кевин выглядит настоящим красавцем, – робко сказала Селия.

– Точно, твой брат будет разбивать сердца, – сказала я. И ведь так и случится.

Я щедро посыпала тост сахарной пудрой, наклонилась над светловолосой головой Селии и проворчала:

– Не канителься, ты ведь не хочешь опять опоздать в школу. Ты должна его съесть, а не заводить с ним дружбу.

Я заправила пряди волос ей за уши и поцеловала ее в макушку, и в этот момент Кевин, который укладывал в рюкзак очередной замок, бросил на меня острый взгляд. Хотя в кухню он вошел на редкость энергично, теперь его взгляд стал безжизненным.