Нам нужно поговорить о Кевине

– Эй, Кев, – воскликнул ты, – я уже показывал тебе, как работает этот фотоаппарат? Хорошее знание фотографии никому не повредит – для меня оно точно окупилось. Иди сюда, время еще есть. Не знаю, что сегодня на тебя нашло, но у тебя еще сорок пять минут свободного времени.

Ты отодвинул свою жирную тарелку и открыл чехол для фотоаппарата, стоявший у твоих ног.

Кевин неохотно подплыл к тебе. Казалось, он в это утро не настроен «ух-ты-папкать». Пока ты объяснял ему про вспышку и положения диафрагмы, я испытала внезапную боль узнавания. Неловкой версией близости у твоего собственного отца была эта манера всегда объяснять гораздо подробнее, чем нужно, как именно работает какое-нибудь устройство. Ты не унаследовал убежденность Герберта в том, что если разобрать на части механизм вселенной, то можно выявить пределы ее тайн; однако ты унаследовал его манеру прибегать к механике как к эмоциональным костылям.

– Кстати, – сказал ты посреди объяснений, – на днях я хочу сделать серию снимков, когда ты будешь тренироваться в стрельбе из лука. Сохранить для потомства этот твой стальной взгляд и твердую руку. Что скажешь? Мы могли бы сделать целую фотогалерею для фойе: Храброе Сердце из Палисейд!

Хлопать его по плечу, наверное, было ошибкой: он поморщился. И на очень короткое мгновение я поняла, насколько мало у нас было доступа к тому, что на самом деле происходило в его голове, потому что на секунду маска с его лица упала, и на нем застыло выражение… боюсь, это было выражение отвращения. Для того, чтобы допустить даже такой беглый взгляд внутрь себя, мозг Кевина должен был быть занят чем-то другим.

– Ага, пап, – сказал он с усилием. – Это было бы… замечательно.

И все же я выбрала именно это утро, чтобы смотреть на картину нашей домашней жизни в размытом фокусе. Все подростки ненавидят своих родителей, думала я, и в той антипатии было даже что-то бесценное, если суметь ее принять. Солнце золотило волосы Селии, которая резала свой тост на до нелепости мелкие кусочки; ты пустился в болтовню об опасностях съемки против света; Кевин нетерпеливо ерзал. Меня так воодушевил этот момент в духе картин Нормана Роквелла[281], что я подумала, не задержаться ли мне дома, пока детям не будет пора ехать в школу, и может, отвезти туда Селию самой, не оставляя эту задачу тебе. Ах, если бы я только поддалась своему искушению! Но детям нужен привычный порядок, решила я, и если я не успею опередить утренний час пик, то меня ждет расплата на мосту.

– Замолчи! – внезапно рявкнул сидевший рядом с тобой Кевин. – Хватит. Замолчи!

Мы трое бросили осторожный взгляд на эту спонтанную вспышку грубости.

– Мне все равно, как работает твой фотоаппарат, – продолжил он ровным голосом. – Я не хочу быть специалистом по поиску натуры для кучи дерьмовых продуктов. Мне не интересно. Меня не интересует бейсбол, или отцы-основатели, или решающие сражения Гражданской войны. Я ненавижу музеи, государственные памятники и пикники. Я не хочу в свободное время заучивать наизусть Декларацию Независимости или читать де Токвиля[282]. Я терпеть не могу повторные показы «Тора! Тора! Тора!»[283] или документальные фильмы о Дуайте Эйзенхауэре[284]. Я не хочу бросать фрисби на заднем дворе или снова играть в «Монополию» с сопливой, хилой, одноглазой лилипуткой. Мне плевать на коллекционирование марок или редких монет и на раскладывание разноцветных осенних листьев по энциклопедиям. И я по горло сыт этими задушевными разговорами папы с сыном о тех сторонах моей жизни, которые тебя вообще не касаются.

Ты был поражен. Я встретилась с тобой взглядом и едва уловимо качнула головой. Для меня было нетипичным советовать тебе проявить сдержанность. Однако среди представителей поколения моей матери была очень популярна кастрюля-скороварка. После одного инцидента, уже ставшего легендой в моей семье, который включал в себя отскребание вареной баранины щеткой с потолка, я очень рано усвоила: когда этот чирикающий круглый свисток выпускает пар, худшее, что можно сделать – это открыть крышку.

– Ладно, – натянуто сказал ты, убирая объективы в футляр. – Занесено в протокол.