Пока мы следим за тем, как я бегом спускаюсь в гараж к моему фольксвагену и на полном ходу выезжаю из центра города только для того, чтобы встать в пробку на шоссе Вест-энд, давай-ка проясним одну вещь. Я в самом деле считала, что Кевин кричал в своей кроватке из-за беспричинной ярости, а не потому, что его нужно было покормить. Я неистово верила в то, что, насмехаясь над «испачканным какашками лицом» нашей официантки, он знал, что обижает ее; и что он изуродовал карты на стенах моего кабинета с расчетливой злобой, а не из ошибочно направленной креативности. Я все еще была уверена, что он систематически соблазнял Виолетту на то, чтобы она содрала слой кожи с большей части своего тела и что он продолжал пользоваться подгузниками не потому, что получил психологическую травму, испытывал неловкость или отставал в развитии, а потому, что он был полностью поглощен войной со своей матерью. Я считала, что он ломал и рвал игрушки и книжки с картинками, которые я с такой тщательностью изготавливала, потому что они имели для него бо́льшую ценность как символы его собственной «фиг тебе!»
-неблагодарности, а не как сентиментальные игрушки; и я уверена, что он намеренно втайне научился читать и считать, чтобы лишить меня всякого ощущения полезности в качестве родителя. Моя уверенность в том, что именно он отщелкнул эксцентрик на переднем колесе велосипеда Трента Корли, была непоколебимой. У меня не оставалось никаких иллюзий насчет того, что гнездо мешочниц само собой свалилось в рюкзак Селии или что она вскарабкалась на наш белый дуб на высоту в шесть метров только для того, чтобы в полном одиночестве распластаться на верхней ветке. Я считала, что смешать на обед вазелин и тайскую пасту карри было ее идеей не больше, чем игры в «похищение» и в «Вильгельма Телля»[285]. Я была чертовски убеждена: что бы там ни прошептал Кевин на ухо «назовем-ее-Элис» на школьной дискотеке для восьмиклассников, это не были слова восхищения ее платьем. И каким бы образом средство для прочистки труб ни попало в глаз Селии, я была абсолютно уверена в том, что ее брат имел к этому какое-то отношение помимо роли ее благородного спасителя. Я рассматривала его домашние мастурбации при широко распахнутых дверях как разнузданное сексуальное оскорбление, наносимое своей матери, а не как неконтролируемое бурление подростковых гормонов. Хоть я и сказала Мэри, что Лоре нужно терпеть и не жаловаться, я считала вполне правдоподобным то, что наш сын говорил ее хрупкой, истощенной дочери, что она жирная. Для меня не состояло никакой тайны в том, как список потенциальных жертв оказался в шкафчике Мигеля Эспинозы, и хотя я взяла на себя полную ответственность за распространение одного вируса в своей собственной компании, я не могла считать хобби в виде коллекционирования компьютерных вирусов ничем, кроме занятия для выродков и дегенератов. Я твердо придерживалась мнения, что Вики Пагорски подвергли гонениям на показательном суде, который был результатом хитроумного плана самого Кевина Качадуряна. Правда, я ошиблась насчет того, что наш сын ответственен за швыряние кусков кирпича в проезжающие машины на шоссе 9W, и еще десять дней назад я считала, что драгоценный снимок из Амстердама пал очередной жертвой непревзойденной злобности моего сына. Так что, как я уже говорила, я всегда верила в худшее. Но даже мой неестественный материнский цинизм имел свои пределы. Когда Роуз сказала мне, что в старшей школе Кевина произошло ужасное нападение и что есть опасения, будто некоторые ученики погибли, я тревожилась за его благополучие. Ни на одно мгновение я не могла себе представить, что наш сын и был преступником.
Показания очевидцев какого-либо события печально известны своей хаотичностью, особенно по горячим следам. На месте происшествия правит ложная информация. Порядок возобладает над хаосом только постфактум. Так что несколькими кликами мыши в Интернете я теперь могу получить доступ к многочисленным версиям действий нашего сына в тот день, которые имеют хотя бы приблизительный хронологический смысл. Несколько кусочков этой истории попали ко мне, когда я влетела на школьную парковку с включенным в машине радио, но передо мной разворачиваются годы вдумчивых размышлений над тем, как неспешно собрать этот пазл, точно так же как у Кевина впереди еще годы доступа к не полностью оснащенному деревообрабатывающему цеху, в котором он будет пилить, зачищать наждачной бумагой и полировать свое объяснение.