Осенью прошлого года на курорте Платонов в ничего не значащей беседе упомянул Готье-Дюфайе и других москвоведов. Тогда Бродов не придал значения тому, что без году неделю знакомый ему Константин Платонович тоже в оны дни интересовался краеведением: оно очень было в моде — что в начале десятых годов, что в двадцатых. Теперь же Николай прикинул: коль скоро Платонов издавна обращал внимание на деятельность учёных-москвоведов, то, вероятно, листал сборники «Старой Москвы». До революции их всего-то вышло два выпуска. И в первом — статья Извольского с весьма примечательным содержанием! А в статье упомянут Н. И. Бродов. Чтобы зафиксировать и выдать в нужный момент такую несущественную мелочь, память должна быть дьявольской. Или же надо иметь сборник под рукой!
Так вот, вопрос: случайно ли лукавый ироничный наблюдательный конспиратор Платонов заговорил тогда с Николаем о дореволюционных трудах «Старой Москвы»?
Кстати, и Саше Кеничу ничто не мешало найти статью Извольского, раз уж он серьёзно рыл тему московской масонской архитектуры. Тот же Платонов мог подсказать. Вот тебе и естественная причина совпадения некоторых идей романа Кенича с наблюдениями и выводами Извольского. Что, если Саша не случайно выбрал Николая первым читателем своего романа о масонах? Что, если он молчал через силу и ждал реакции Бродова, ждал добровольного рассказа Николая о собственном участии в исследованиях? Очень не похоже на Сашу. Зато похоже на поведение профессионального журналиста, взявшегося раскопать тайну…
Мысль о том, что Кенич мог быть знаком со статьёй Алексея, посещала Николая ещё в двадцать восьмом году.
Но тогда было совсем другое время, другие обстоятельства, да и Сашу возможно было заподозрить только в том, что он затеял безобидную игру. А вот Платонов…
Саши давно нет на свете, а Платонов, надо надеяться, жив-здоров. И если тот намеренно сделал намёк Бродову насчёт собственной осведомлённости о его прошлом, то имел цель. Есть прямой смысл побеседовать с Константином Платоновичем. Однако…
Николай почему-то ожидал того результата, который дали нехитрые розыски: нет в Москве человека по имени Константин Платонович Платонов.
Правильно. Фамилия, а также имя с отчеством — дело наживное. Есть такие люди, такие глубоко законспирированные в прошлом специалисты, которым и после отставки придаётся «особая важность». Настоящие имена засекречивают, дают ситуативные псевдонимы: в санатории — один, для журналиста — другой.
Остаётся возможность разыскать приятного курортного знакомца по внутриведомственным каналам. Но вариант не ахти. У тех, кому положено, возникнет вопрос: с какой целью интересуетесь? Что тогда? Рассказывать, как сдружились на отдыхе — курам на смех. Про журналиста Кенича и заказанный чекистом очерк? Ни в коем случае! Не подвести бы старика ненароком под монастырь! Ведь никак нельзя исключать, что Константин Платонович просто переживал за судьбу памятников московской архитектуры, и его встреча с Кеничем была плодом частной инициативы. Ну, подобрал для журналиста броскую тему. Для двадцать седьмого года — вполне безобидно, а по нынешним временам — может стать поводом для самых неприятных разбирательств. А возможно и совсем иное: что были у Платонова — не Платонова — некие скрытые, далеко идущие планы.
Так или иначе Константин Платонович не может знать о том, что Николай случайно нашёл Сашин черновик вступления к очерку, где он, Платонов, описан очень узнаваемо. Также старик, почти наверняка, не в курсе, что Саша давал Бродову читать рукопись романа. О самом романе знает ли? Не факт.
Ясно одно: при желании Платонов сам выйдет на связь…
Так стоит ли ворошить историю Кенича?
Николай сидел за рабочим столом, положив перед собой чистый лист бумаги, и стучал по нему карандашом, как если бы вознамерился записать все свои соображения.
— Николай Иванович, разрешите обратиться!
Маргарита Андреевна — специалист по энергополям, энергетическим центрам человека и бесконтактному бою. Сдержанная, чёткая. Пустой болтовни не разводит. Если обращается, значит, важное дело. Точнее, просто — дело. Несущественных дел в Группе нет.
Бродов неприметно вздохнул и отложил карандаш. Что ещё стряслось?
— Проходите, Маргарита Андреевна. Садитесь, докладывайте.
По напряжённому виду женщины он предположил, что случилось нечто малоприятное, хотя и не катастрофа.
— Саботаж.
Что она мелет? Какой саботаж? Собраны увлечённые люди, работают с энтузиазмом. Иногда что-то не получается, стопорится — рабочий момент.
— Опять Карелов с Дилантом. Неймётся!
Что-то она кипятится. Сдерживается, но заметно. Обычно за Маргаритой Андреевной такого не водится. Впрочем, Бродов знает её меньше года. Все сотрудники у него меньше года.
— Вот вам новые перлы: энергетика — дело тонкое, без условий не работается, создай им и такие, и сякие. Сидят как на именинах: не получается, не клеится. Новеньким дуют в уши: берегите себя, цените, требуйте к себе особого отношения, не то растратите свой потенциал, дар требует оправы.
— Где-то я это уже слышал, — вздохнул Николай.