Нанкин-род

– Мистер Спарк! С вами говорит председатель «Лиги защиты конституции». Наша организация приглашает вас на свой митинг. Вы не откажетесь в числе других высказать свое мнение об охране культуры? Заранее приносим вам свою благодарность.

Отправив саизца стеречь опустевший коттедж, Ворд вышел из дому. Голубой автомобиль ждал, растянувшись вдоль тротуара. Ворд сел за руль и понесся на Нанкин-род.

Был час ленча. Улицы сеттльмента пестрели машинами, толпившимися у дверей кафе. Бровка тротуара возле кафе «Cold Cream» была усеяна иностранными флажками.

– Консульский час, – вспомнил Ворд, – удобный случай передать консулам приглашение на митинг.

Пополнив голубой краской радугу автомобильных кузовов, отражавшихся в ослепительно-белом фасаде, Ворд вошел в кафе.

Внутри, по обыкновению, царила мрачная торжественность.

Столики из черного мрамора и черная лакировка стен открыто враждовали с белоснежными халатами прислуги, двигавшейся с грацией привидений.

Пухло-розовое, как нашлепанный детский зад, лицо американского консула Хена маяком светило над консульским столиком.

Ворд ясно расслышал кудахтанье итальянского консула Гаффи, а подойдя ближе, увидел и его преувеличенный монокль, прикрывший правый глаз.

Черные усы бельгийского консула, забрызганные бело-рыжей пеной, подтверждали устойчивые вкусы мсье Канна, неизменно пившего в этот час коньяк с холодными сливками.

Консулы оживленно обсуждали несчастье, постигшее их французского коллегу д'Анжу, «жена» которого (занимавшийся в канцелярии консульства молодой метис) сбежала с подлинной супругой консула.

– Неблагодарный! – возмущенно кудахтал Гаффи. – Предпочесть женщину такому нежному, заботливому другу.

– Что можно требовать от дилетанта? – купая усы в сливках, вздохнул Канн. – Этот метис обладал слишком бурным темпераментом, мешавшим ему довольствоваться нюансами.

Появление Ворда прервало беседу.

– Что заставило вас вспомнить о существовании «Острова мертвых»? – игриво воскликнул Гаффи. – Неужели траур по ушедшей любовнице?

– Лучший памятник неудачной любви – новое удачное увлечение, – подсаживаясь к столу, ответил Ворд.

– Уже? – заинтересовались присутствующие. – Скажите нам скорее имя заместительницы.

– Ее зовут Лига.

– Лига?! – раздались недоумевающие голоса. – Это, конечно, псевдоним?

– О нет, это настоящее имя моего нового увлечения. Все мои чувства принадлежат «Лиге защиты конституции», первый митинг которой, я надеюсь, вы почтите своим присутствием?

– Очень оригинальная любовница, – одобрил Хен. – А где состоится встреча?

– В «Олимпике», в субботу, за полтора часа до премьеры «Ненавистников женщин».

– Se non e vero, e ben trovato[39], – прокудахтал Гаффи.

Канн посмотрел на экспансивного итальянца с явным недоверием. Гомосексуальные симпатии Гаффи пока что висели в воздухе. Они не шли дальше эффектных фраз. В их основе могло лежать стремление не отставать от моды или просто хитрый дипломатический ход.

Наличие любовницы, с которой Гаффи, по-видимому, не собирался расстаться, еще более усиливало подозрения.

И, словно вызванная силой внушения, в кафе влетела стремительная Айя Борг.

Скользнув рукавами мехового кимоно по встречным столикам, она заиграла ногами у консульского стола.

– Не вздумайте отнести мой приход за счет ваших отсутствующих достоинств, – бросила она вместо приветствия. – Я забежала в кафе только потому, что увидела голубой «непьер» и почувствовала, что среди вас случайно затесался мужчина. Как долго, Лип, собираетесь вы торчать в этом похоронном бюро?

– Я готов, – сказал Ворд, – и охотно подвезу вас куда прикажете. Меховые рукава метнулись.

– Прежде всего, я хотела бы добраться до вашего сердца.

– Нестоящее путешествие, – пропуская даму вперед, рассмеялся Ворд. – Итак, господа, – попрощался он, – в субботу в «Олимпике».

XXVII

– Если верно все, что вы здесь написали, – перебирая листы, сказала Агата, – я просто в отчаянии… Шестилетние крошки работают на фабрике по двенадцать часов в день! Ад может похвастаться большей гуманностью!

– Не забывайте, мисс Гаррисон, где вы находитесь, – возразил Бертон. – Вы в Китае. В Китае, где все не так, как у нас, все наоборот: мысли, вкусы, костюмы. Мужчины ходят в юбках, женщины в панталонах. Мы едим свежие яйца, китайцы – тухлые. Вы новичок, и потому вас удивляют самые заурядные вещи.

– Я понимаю, что Китай – не Англия, – согласилась Агата, – но ведь нельзя представить, чтобы ткач, получающий шестнадцать центов за пятнадцать часов работы, находился в нормальных условиях?!

– Для Китая – это нормально. На фабриках работают целыми семьями. Пятьдесят центов на семью – этого вполне достаточно.

– Пятьдесят центов – цена рюмки коктейля!

– Кули не пьют коктейлей. Они довольствуются чаем без сахара. У них дешевые вкусы.

– Нет, нет… Я с вами не согласна! Есть какой-то минимум человеческого существования. Точно так же, как есть максимум человеческой эксплуатации. Здесь написано: «Рабочий день продолжается от двенадцати до шестнадцати часов, а в некоторых случаях доходит до восемнадцати часов в течение круглой недели». Мириться с этим – значит мириться с убийством.