Нанкин-род

– Куда провалился этот проклятый ветер! – недовольно бормотал он, всматриваясь в океан.

Но ветра не было. Паруса, ошпаренные зноем, покрывались волдырями. Палуба потела. Дерево, кожа, железо, канаты испускали дурной и тяжелый запах. «Долорес» шаталась, близкая к обмороку.

Никто не обращал внимания на закат.

Китти ворочалась в гамаке, как задыхающаяся рыба. Веспа, у которого пропала охота фехтовать с Дальтоном, подошел к Гонзальво.

– Мы, очевидно, проезжаем над адом! Что вы думаете о веере из брезента, подвешенном к рее? Десяток кули, дергающих веревки, живо охладят этот зной.

– Можно распорядиться, если хотите, только вряд ли это поможет.

Мы застряли на пороге экватора. В этих местах корабли всегда превращаются в горшки, засунутые в печь.

Закрытые люки трюма затряслись от ударов.

– Желтые черти ведут себя отвратительно, – сказал Гонзальво. – Им, должно-быть, здорово жарко внизу!

Обнаженный до пояса матрос открыл люк. Тревожный вой вырвался на палубу. Из трюма высунулись встрепанные головы. Веспа подошел к люку. Китайцы, размахивая руками и перебивая друг друга, отчаянно кричали.

– В чем дело? – спросил Гонзальво.

– Они говорят, что в трюм проникли злые духи, напустившие на них страшную болезнь. Уже умерли двое, которых духи затрясли до смерти. Они просят отвезти их назад, так как духи против поездки.

– Дьявол бы побрал их вместе с духами! – загремел Гонзальво. – Опустите люк, – приказал он матросам. – Куда пропал этот проклятый ветер?! Он нам нужен, как никогда.

Матросы запихнули в дыру воющих китайцев и опустили люк. Гонзальво схватил Веспа за руку и потащил к борту.

– Вы знаете, что за гостья пожаловала к нам? – зашипел он. – Это может быть холера, – холера, которая унесет все наши надежды, если не нас самих.

Веспа вздрогнул. В летнюю жару в узких переулках Шанхая он видел немало скрюченных трупов.

– Проклятая духота уничтожит весь груз! – стонал Гонзальво. – Ах, если бы ветер! Если бы ветер! При хорошем ветре «Долорес» за сутки домчит до Тимора!

Но ветра не было. Мутная ночь бродила по волнам белым привидением.

– Почему вы подумали о холере? – спросил Веспа. – Они просто могли задохнуться.

– Ах, если бы они задохнулись! Это было бы счастье! Я согласен подарить жаре еще целую сотню кули. Нам все-таки останется хороший барыш.

Они перешли на корму.

– Как узнать, что там у них внизу? – бормотал озабоченный Гонзальво. – Холера или только духота?

– Есть способ! – воскликнул Веспа. – Надо сказать, чтобы они выбросили на палубу трупы. Мы узнаем холеру по рукам мертвецов…

– Пойдемте, пойдемте, – заторопил Гонзальво.

Подозвав матросов, они направились к люку. Матросы немного приподняли люк. Веспа, наклонившись к щели, крикнул по-китайски. Кули ответили пронзительным воем.

– Они не желают отдавать мертвых. Они требуют, чтобы их всех выпустили на палубу.

– Пусть сначала их передушит холера! – сердито крикнул Гонзальво.

Матросы снова закрыли трюм.

– Я задыхаюсь!.. – просипел Гонзальво. – Пойдемте немного промочим горло.

Подвешенный на ремнях бочонок качался, как детский гробик. Гонзальво остановил его и, повернув кран, подставил стаканы. В стаканы полился жидкий мед.

– Если это холера – они начнут дохнуть, как мухи, – бормотал он. – Кто бы мог подумать, что удача станет бедой.

– Мы слишком пожадничали, – сказал Веспа. – Надо было оставить больше места. Они лежат друг на друге.

– Какой толк об этом говорить? Меня беспокоит отсутствие ветра. Через день мы задохнемся от трупной вони!

Веспа мрачно тянул малагу.

– Я тоже хочу пить, – сказала Китти, входя с Дальтоном. – Никогда в жизни не испытывала такой жажды.

Гонзальво достал коньяк.

– Как было хорошо ехать!.. – жаловалась Китти. – Зачем мы застряли в этом аду?!

Стакан коньяка подбодрил ее.

– Ветер, ветер, – повторил Гонзальво. – Все дело в ветре. Китти вдруг заметила тщательно завязанный галстук Дальтона.

– Вы с ума сошли! – крикнула она. – Сейчас же снимите галстук. Глупо задыхаться от избытка воспитанности.

– Тогда разрешите, я пойду переменю эту сорочку на теннисную.

– Ступайте, меняйте, а еще лучше, если вы наденете пижаму. Возвращайтесь, и мы будем пить.

Дальтон пулей вылетел из каюты. Гонзальво все чаще наполнял стаканы.

– А что с Паскуале? – спросил Веспа.

– Я здесь, синьор, – раздался жалобный голос, и в дверях показался Паскуале с гитарой, волочившейся по полу.

– Santa Madonna![42] – страдальчески закатил он глаза. – Это место плохо даже для каторжников! О, Портичи, Сорренто, Кастелламаре!

Гонзальво поставил ему стакан.

– Я тоже знаю неаполитанские ночи…

– Помните залив? – оживился Паскуале. – Белые дома, и песни, и апельсины, и… – он вздохнул, – и… прохладный ветер.

– Особенно ветер, – подхватил Гонзальво. – Выпьем за прохладный ветер.

Вошел Дальтон в голубой пижаме. Китти вспомнила свой автомобиль. Кто теперь в нем сидит? Ей стало немножко грустно. Расстояние сообщает прелесть многим надоевшим вещам!

Паскуале ласково ущипнул струны.

– Guarda gua chisti tiardine… – начал он упрашивать умоляющим шепотом. – Siente sie st'addore 'e arancio…[43]