Нантская история

— Я слышал об одном парне, — вставил Бальдульф, взволнованный не меньше прочих, — из Восьмой Пехотной Сорбонской. Ему в наступленьи в брюхо осколочный снаряд угодил, да так, что всю внутренность по ближайшим соснам развесило, ну чисто как прачка белье при стирке. Да только у него тестем церковник был, и вроде не последний. Этого парня едва ль не в корзинках в лазарет унесли, и там над ним три дня и четыре ночи ваш брат, клирик, колдовал. И вышел он как новенький, служил еще лет десять. Только заметили за ним, что пьет он, как все добрые люди, вино и воду, а выходит из него, извиняюсь, чистая сливовка, да такая ароматная и крепкая, что сам господин префектус изволил отведать и оценить. Такая-то у них сила, у монахов…

Спорить с ним никто не стал — не до того было.

— Возможно, и у нас в городе были бы толковые специалисты, — сказал Ламберт, упрямо мотнув головой, — Если бы Церковь расщедрилась хотя бы на треть тех технологий, которые она благоразумно придерживает в рукаве сутаны…

— Церковь защищает Империю от темных технологий, — ответил ему отец Гидеон, — А вам, мальчишкам, все бы вывалить все игрушки из сундука…

— Хоть бы и так. Половина лекарей графства не имеет представления не то что о своем деле, а даже об элементарной гигиене или профилактике. В то время, как в лазаретах монашеских орденов проводят операции по пересадке печени, наращивают сетчатку и упражняются в нейро-хирургии.

— Вот уж вздор! — дернулся и отец Гидеон, — Церковь милостью Божьей применяет накопленные ей за долгие века знания, и делает это осторожно и осмотрительно. И если хотите пенять ей и за это, не забудьте прежде всего своего графа и его высокородных предков, которые на протяжении проклятых чумных веков интересовались только своими игрушечными армиями. В то время, как они воевали, Церковь накапливала крохи знаний, служащих для спасения человеческих жизней. Теперь вы ставите ей это в вину, хорошо же!..

— Для спасении жизней? Охотно верю. Только стоит при этом и уточнять, чьих именно. Например, архиепископ милостью, так сказать, Божьей, сидит на своем стуле уже без малого триста лет, все благодаря вашей братии, отец Гидеон, которая переливает ему кровь, чистит костный мозг и обновляет нервную систему. В то время, как последняя эпидемия серой чумы только в графстве унесла под двести тысяч жизней!

— Вы судите о технологиях, как солдафон о каше! — резко парировал священник, — И это возмутительно. Технологии — это не кнопка, которую вы вольны нажать чтоб принести всем окружающим благо и процветание, они скорее сродни змеиному яду, который ядовит и смертелен, стоит ошибиться хоть самую малость… Именно поэтому Церковь много лет назад взяла на себя попечение человечества и защиту его от темных технологий, непригодных для мирной жизни. Хотите знать, отчего так велика смертность от эпидемий, а лекари лечат толченой сажей и пиявками? Спросите прежде всего своего хозяина, графа. Это ему выгодно чтоб его подданные плодились как кролики, проживали короткую жизнь в непосильном труде и мерли, как мухи осенью, обеспечивая места для новых душ и корм для его армейской машины!

— Ваш страх перед армией служит достаточным объяснением для того, чтобы понять, отчего вы оттуда так быстро дернули, святой отец!

— Настоящий страх у меня вызывает не армия, а дубоголовые солдафоны, не способные разбираться в предмете сложнее своей кокарды!..

Отец Гидеон и Ламберт смотрели друг на друга исподлобья, и воздух между ними, казалось, трещал от злых электрических разрядов. Ну и ну. Картина эта была столь грозной, что даже неустрашимый обычно Бальдульф с испугом глядел то на одного, то на другого, вероятно прикидывая, что делать, если обе дискутирующие стороны повысят накал беседы до того уровня, когда основными доводами выступают кастеты, ножи и булыжники. Меня эта ситуация откровенно забавляла — и мечущий громы Ламберт, замерший, как перед решительной атакой на ощетинившийся стволами бретонский редут, и отец Гидеон, расправивший плечи и ставший похожим не на добродушного священника, а на свирепого кряжистого гладиатора. Я бы с удовольствием любовалась этим и дальше, но с сожалением признала, что подобного рода развлечения тратят драгоценные крохи времени, которых в наших песчаных часах оставалось все меньше и меньше. Что ж, даже праздникам свойственно заканчиваться.

— Эй, вы! — гаркнула я, и оба спорщика от неожиданности едва ли не подскочили на месте, — Если многоуважаемые господа изволят наконец заткнуться, я смогу начать то, ради чего все мы сегодня собрались тут. Если же нет — продолжите полемику на улице. Этот дом выдержал два налета и одну атомную бомбардировку, но для ваших споров он определенно хлипковат.

Они смутились. Может, им показалось стыдным, что лежащая девушка вынуждена напоминать им, взрослым мужчинами, о рассудительности. Оба выглядели как увлекшиеся лаем молодые уличные псы, на чьих загривках уже встала дыбом шерсть в предвкушении славной драки.