Наондель

– Ну что ж, я счастлива, что у меня отдельная комната. Я ухожу туда. Мой господин наверняка навестит меня сегодня ночью.

Она вышла из зала через маленькую дверь, остальные принялись строить рожи у нее за спиной.

– Я бы на ее месте остереглась, – сказал та, которую назвали Аберра. – Она так долго пробыла любимицей господина – наверняка он скоро выберет себе новую.

– Может быть, вот эту? – ответила ей другая, кивнув головой в мою сторону. Они засмеялись. Тем временем старая женщина задумчиво рассматривала меня.

– Что будем с ней делать? – негромко спросила она светловолосую.

Стены позади них стали изгибаться. Я пошатнулась. Давно не ела и не спала.

В эту минуту из темного угла появилась еще одна женщина и беззвучно подошла ко мне. Ее крепкие руки подхватили меня как раз в тот момент, когда я готова была упасть. Я успела увидеть большой нос, строго зачесанные назад волосы, полные губы. Потом все погрузилось в черноту.

Когда я очнулась, вокруг было мягко. Постель, подушки, прикосновение шелка к моей коже. Кто-то поднес к моим губам чашу с водой, но эти руки принадлежали не Орано, они были не детские. Большие сильные руки. Тьма подкатывала и уходила, я то просыпалась, то снова забывалась. Мое тело не желало пробуждения. Сон стал моей отдушиной. Но руки все время оставались рядом, кормили меня супом, мягкой пищей, поили горькими отварами. Иногда я чувствовала, как они проходятся по моему телу, моют меня, меняют повязки. Всегда легко и мягко. Приходя в сознание, я все равно не открывала глаз.

Иногда меня отправляли к нему. Он делал свое дело. После этого меня снова приходилось мыть, залечивать новые раны. Я не открывала глаз. Там, внутри, оставалась настоящая я, но он не мог меня видеть.

Потом настал день, другой, третий, когда он не посылал за мной. Я открыла глаза и увидела солнечный свет. Забранное решеткой окно, шкаф, сундуки, ковры, подушки. За окном на дереве пела птица. Тело мое болело, но не сильно. Я села в постели, в которой лежала. В комнате была дверь. Закрытая. Когда я попыталась встать на ноги, они подогнулись, и я со стоном откинулась назад. Тут же открылась дверь, и вошла она – с большим носом и мягкими руками.

Тут же очутившись рядом со мной, помогла мне сесть, занялась новой повязкой, где он порезал мне угол рта.

– Ты можешь есть?

Я потрогала рану языком изнутри. Открыла рот и сморщилась от боли. Помотала головой.

– Может быть, помоешься? Или попьешь?

Голос ее звучал хрипло. Мне он понравился.

Я кивнула. Она улыбнулась.

– Хорошо. Тогда начнем с купания. Подожди чуть-чуть.

Пока ее не было, я сидела неподвижно, откинувшись на подушки. Солнце, падавшее в комнату через решетку, согревало мои ноги. Я была обнаженная, но не смотрела на свое тело. Свои шрамы я всегда носила с гордостью. Они служили доказательством, что я отчаянно билась в бою. Но этим ранам не предшествовала борьба.

Женщина вернулась с большим куском голубой ткани, которую обмотала вокруг меня. Потом повела меня, медленно и терпеливо, из комнаты, через зал с фонтаном, где несколько пар любопытных глаз провожали нас, но никто не заговорил со мной, наружу через другую дверь и вниз по лестнице. Последняя дверь, которую она открыла, привела в комнату, заполненную паром. Она повела меня в бассейн с горячей водой, и я застонала, потому что все мои раны и царапины засаднило. Но потом боль сменилась приятным чувством. Моя спутница засучила свои шаровары, подошла ко мне и начала мыть мое тело и волосы чем-то пенящимся и вкусно пахнущим. Иногда, когда она прикасалась к какому-нибудь месту на моем теле, которого касался он, я с трудом сдерживалась, чтобы не шарахнуться от нее. Но это были добрые руки, желавшие мне добра. Вскоре я смогла отогнать образ ненавистного мужчины и предоставить себя ее заботам.

Потребовалось немало времени, чтобы оттереть все, что прилипло ко мне. Пока я лежала в постели, она обтирала меня тряпками, но таким образом очень трудно отмыть все. Волосы пришлось мыть особенно долго, они спутались, в них застряло и засохло много всякого разного. Часть она просто остригла ножницами. Мои ракушки и кости моржа она убрала, не говоря ни слова. Они принадлежали воительнице, а я уже больше не она.

После мытья она осторожно вытерла меня и смазала мои раны пахучими мазями. Пока она все это делала, я стояла неподвижно. Но, когда она закончила и завернула меня в чистый кусок ткани, я впервые открыла рот:

– Твое имя?

Она опустила глаза, словно смутившись.

– Эстеги.

– Сулани.

Она подняла глаза.

– Я знаю.

Поскольку я посмотрела на нее с удивлением, она прибавила:

– Орано рассказал матери. Мы немного знаем, кто ты.

– А ты? Ты… – Я не знала, какое слово употребить. Все здесь – от золотых ворот до еды, мытья, запахов, звуков – было мне чуждо. – Жена?

Она рассмеялась. Ее смех напоминал лошадиное ржание.

– Я служанка. С детства служу в дайрахезине визиря. Раньше я служила его матери.

– Спасибо.