— С вами на этом все. Теперь вы, мисс, — обратился он к Лоре, при этом глаза его приобрели более мягкое выражение. — Школ у нас тут, сами понимаете, нет, но есть группы для детей школьного и дошкольного возраста. В одну из младших групп требуется помощник. И еще могу предложить место в прачечной или на кухне. Там тоже нужны работники.
— Если можно, я бы очень хотела работать с детьми, сэр, — слабо улыбнувшись, попросила Лора.
— Договорились. Значит, определяю вас в младшую группу…
Закончив с ней, Кей пошел со своим блокнотом дальше, а я еще минут пятнадцать наблюдал за тем, как он подходит к людям и приказным, безапелляционным тоном раздает назначения. Наблюдал, как люди заискивающе ему улыбаются, просительно заглядывают в глаза, суетятся при его приближении. Когда наблюдать мне надоело, я повернулся к Лоре со словами:
— Не заискивайте перед ними, Лора, и перестаньте так робеть, иначе вас здесь сожрут. Мы, как видно, угодили в самый настоящий террариум.
В ту же ночь сестра Мэри с присущей ей веселой усмешкой мне сказала:
— Ну вот и подлечили тебя, пациент. Слышала, завтра ты переселяешься в большой мир. Станет скучно, заглядывай ко мне. Буду рада.
— Станет скучно, загляну, — в тон ей ответил я.
Глава 49
Как и обещал сержант Кей, утром еще до завтрака пришел рядовой Трэвис. Собрав группу из тех, кто отсидел на карантине положенный срок, он повел нас в одно из тех огромных восьмиэтажных зданий, что я разглядывал по приезду. Как теперь выяснилось, первое полностью занимали военные, во втором жили такие же как мы, несчастные и обездоленные беженцы.
По площади второй корпус был больше, а в центре него имелся открытый атриум, так что все строение, если смотреть на него сверху, представляло собой прямоугольник с дыркой посередине. Первый этаж и подвал использовался под гаражные, технические и складские помещения, на втором находились кухни, два громадных обеденных зала, прачечные и территория общего пользования, а начиная с третьего — жилые отсеки. На каждом этаже их было по шесть и являли они собой вместительные бетонные квадраты с окнами во всю стену.
Меня вместе с Терри поселили в одном из таких квадратов на пятом этаже. Лору разместили там же, но в другом его конце. Он был переполнен людьми. Навскидку здесь находилось не меньше двухсот человек.
Почти все пространство занимали двух и даже трехъярусные кровати, а также высокие металлические коробки с отдельными, запирающимися на ключ ящиками. В центре стоял длинный дощатый стол и несколько стульев, на потолке в три ряда висели лампы. Это была и вся обстановка.
Толком рассмотреть я ничего не успел, потому как сразу по приходу нам указали на наши места, вручили один на двоих ключ от ящика и сообщили, что мы должны спуститься в столовую для получения завтрака. Приемы пищи в лагере были строго регламентированы.
Об этом я узнал позже, но у каждого этажа для этой цели имелось определенное время. Так, например, третьему и четвертому выдавали завтрак ровно в семь двадцать утра, а уже к восьми они обязаны были освободить место для пятого и шестого. Те, в свою очередь, в восемь сорок сдавали столы седьмому и восьмому этажам.
Это же касалось обедов и ужинов, различалось только время, отведенное на трапезу. Обед длился час, ужин сорок пять минут. Кормили тут три раза в день, но на общей территории второго яруса располагались автоматы, в которых при наличии специальных карточек можно было получить перекус, напитки или сигареты.
В восемь двадцать утра я сидел за общим обеденным столом напротив дочери и флегматично наблюдал за тем, с каким аппетитом она уплетает свой завтрак. По нашим меркам, он был невиданно роскошным. Полная тарелка дымящейся овсяной каши с крохотным куском сливочного масла, яблоко — чуть подгнившее, мелкое и кислое, но все-таки яблоко — и чай или растворимый кофе на выбор.
Свою порцию я уже прикончил и теперь с наслаждением пил кофе. Лора сидела рядом с Терри, молча кусала яблоко, разглядывала окружающую нас толпу и прислушивалась к разговорам. Как карканье налетевшей вороньей стаи, отовсюду неслись обрывки фраз, споры, детский плач и иногда даже смех. Разобрать что-либо из общего гомона было почти невозможно.
Трэвис, пока вел нас от госпиталя к зданию жилого корпуса, успел немного рассказать о внутреннем распорядке и местных правилах. Отбой в лагере наступал в одиннадцать вечера, подъем не позже семи утра. Помимо того, каждый живущий в его стенах должен был приносить общественную пользу и выполнять различную работу.
Так, хорошо, если ты являлся, к примеру, рыбаком, механиком, электромонтером, слесарем, поваром или врачом — эти профессии были востребованы. Но куда хуже дела обстояли у продавцов, менеджеров, риелторов, бухгалтеров, банкиров и всех прочих офисных работников. Им было сложнее найти применение, поэтому зачастую они занимались уборкой территорий, отправлялись помощниками на кухню и в другие подсобные помещения или, что хуже всего, на звероферму, где держали свиней и птиц.