Наперегонки со временем

Они постояли на холмике несколько минут и приблизительно в семь были уже снова в тель-авивской гостинице.

Поллак, очень неглупый еврей, понял, конечно, все, в том числе и странный выбор такого раннего часа для поездки, «но, — так сказал он мне впоследствии, — я подумал: коль израильский министр готов подняться в четыре часа, чтобы убедить меня в необходимости постройки завода в Кирьят-Гате, то кто я такой, чтобы препираться с ним».

И вот таким образом в Кирьят-Гате возник огромный комбинат «Пулгат», который впоследствии построил еще «Уман» и «Багир», и то ли еще построит в будущем…

Нам хотелось, чтобы в Кирьят-Гате были не только текстильные и сельскохозяйственные предприятия, но чтобы предприимчивые евреи и просто толковые ремесленники создали там мастерские и промышленность всякого рода. Со временем слесари, столяры, жестянщики открыли в городе свои мастерские; потом построили несколько предприятий по выпуску пластмассовых изделий; в городе становилось все больше всяких предприятий.

Среди них был и свечной завод. Несколько лет спустя, когда я работал заместителем министра промышленности и торговли и отвечал за индустриализацию новых районов, я однажды приехал в свой Кирьят-Гат и посетил городские предприятия. Заодно зашел и на свечной завод. Встретили меня хозяева, двое милых евреев, очень благочестивых, в ермолках и в лапсердаках, проглядывающих из-под пиджаков.

Они водили меня из одного помещения в другое, от одной машины к другой. У главной машины сидели скромные целомудренные девушки. С монотонным стуком машина опускалась на вязкий поток свечной массы, и из канавок вылетали тоненькие белые свечи.

— Это субботние свечи, — пояснили мне хозяева. — Девушки тут же упаковывают их в специальные коробки.

И действительно, я увидел коробки, на которых красовалась надпись: «Субботние свечи».

У следующей машины свечной поток был толще. Нож автоматически резал массу, а отрезанные порции попадали в маленькие жестяные банки.

— Это свечи на помин души, — пояснили мне хозяева.

Третья машина изготовляла свечи для «проводов» царицы-субботы.

Четвертая машина выщелкивала сотни тоненьких разноцветных свечей.

— Это ханукальные свечи. Те коробочки, на которых нарисован «Маген-Давид» идут на экспорт в Америку и Европу.

Меня очень заинтересовали экспортные возможности предприятия. Мы поднялись на второй этаж и вошли в небольшую контору. Заговорили о трудностях, стоящих перед предприятием и о его возможностях; о недостатке оборотных средств и о планах на будущее.

В стеклянном шкафу были выставлены все виды продукции, выпускаемой заводом: субботние свечи и поминальные, «проводные» и ханукальные, свечи для Йом-Кипура и так далее. В углу стояла еще какая-то свеча, покрытая вуалью.

— А это что за свеча? — полюбопытствовал я.

Хозяева улыбнулись и в некотором смущении сняли покрывало.

Вот это была свеча! Изготовили ее, видно, взяв за модель Венеру Милосскую, только добавили руки.

Я осмотрел свечу спереди и сзади и изумленно спросил хозяев:

— Как попала эта голая баба в такое скромное место?

— Что поделаешь? — ответили свечные короли Кирьят-Гата. — В кабаре и дискотеках большой спрос на эти свечи.

Глава 34. «ПРОТЕКЦИЯ»

Когда мошав «Шахар» заселили иммигрантами из Северной Африки, главным образом, из Танжера, околица села осталась все-таки незаселенной.

Однажды ко мне в Ашкелон явилось несколько друзей, выходцев из Кочина, которые работали со мной ещё в Неватим, а среди них и моя «правая рука» — Нисим Элиягу.

У многих, мол, большая просьба ко мне: мошав Неватим уже полностью заселен, а из Индии должны вот-вот прибыть несколько семейств, в том числе родственники Элиягу Нисима и его товарищей. Сам Элиягу собирался жениться, одним словом, — они просят, чтобы мы устроили всех где-нибудь в нашем районе.

Для отдельного мошава новых семейств было слишком мало, вот мне и пришла мысль поселить их на околице мошава «Шахар».

Когда я предложил это своим сотрудникам, они встретили мое предложение в штыки: опыт показал, что поспешное и искусственное смешение разных общин — неиссякаемый источник трения и неприятностей. Однако, я заупрямился, а мои товарищи, которым моя «слабость» к кочинцам была хорошо известна, под конец сдались.

И вот таким образом в Шахар попала дюжина кочинских семейств, а среди них родня Нисима Элиягу, Элиягу Элиягу, Бецалела Элиягу, Меира Элиягу…

Первое время им здорово досталось в Шахаре. Несмотря на все их добродушие, на свойственную им особую сдержанность, им нелегко было ужиться с выходцами из Северной Африки. К хозяйственной жизни они приспособлялись тоже нелегко, но бурные темпы развития, охватившие тогда все селения Лахиша, увлекли, наконец, и их.