Написанное остается

Ю з и к. Мы же вдвоем бились с этой сектой проклятой… Ну, я сильнее оказался, устоял, а он надломился, влюбился, ну и… покатился!

Ш а т у н. Не очень вы с ними бились, если они его и Тэклю мою заарканили.

Ю з и к. Как могли, так и бились, потому что одни как персточки!

Т и х о н. Пусть, в принципе, сам скажет, как докатился до жизни такой?

Андрей пожимает плечами.

Ну, гражданин Тарасевич, что вы можете сказать своим бывшим товарищам, всей общественности?

А н д р е й (покорно, набожно). Ничего, в принципе.

Ш а т у н. Как — ничего?!

Н а д е й к а. Андрей, скажи что-нибудь!

А н д р е й. От последнего слова отказываюсь!

Т и х о н. Ну, знаешь!

Ш а т у н. В райком надо доложить, в редакцию!

Т и х о н. Отставить! Я не желаю, чтобы из-за его ренегатского, хулиганского поступка над Замоськами весь район потешался. Я с этого ревизиониста сам лыко сдеру.

А н д р е й (с издевкой). А формулировка?

Т и х о н. Что — формулировка?

А н д р е й. За что лыко драть будешь? За то, что сектантов замыкал, или за то, что сам к ним пошел? (Хочет идти.)

Т и х о н. Тарасевич, не ударился ли ты в детстве головкой о что-нибудь твердое?

Все смеются.

А н д р е й. А у тебя, у нехристя, ноги непарные: одна левая, а другая правая. (Хочет уйти.)

Харитон издали аплодирует Андрею.

Т и х о н. Нет уж, дорогой мой, в принципе, подожди! Поговорим по существу. Ты что же думаешь…

А н д р е й (набожно). «Сын мой, — сказал праотец Соломон, — если будут склонять тебя грешники остаться, не соглашайся, удержи ногу свою от стези их!»

Появляется  Р а з у м н и к о в.

Р а з у м н и к о в (Андрею). Если не ошибаюсь, это вы и есть?

А н д р е й. Видимо я, брат мой!

Р а з у м н и к о в. А кто бригадир?

Т и х о н (подает руку Разумникову). Я бригадир. Тихон.

Р а з у м н и к о в. Разумников. Лектор.

Т и х о н. Слава богу, хотя вы вовремя! У нас тут такое творится…

Ш а т у н. Заведующий клубом в ангелы записался, на небо лезет.

Т и х о н. В конце концов, надо взяться за этого идиота, чтобы завертелся, в принципе, как голый в крапиве!

Р а з у м н и к о в (поучающе). Ни в коем случае! Товарищи, подчеркиваю, ни в коем случае никаких оскорблений и никакого насилия над личностью. Будем рассматривать гражданина Тарасевича как жертву мракобесия и религиозного фанатизма.

А н д р е й. Понимаю! Сочувствую! Осознаю! Только все старания ваши, товарищ, — суета сует и томление духа.

Идет к молитвенному дому и поет с Харитоном под гитару псалом на мотив «Сулико».

Мир душе своей я искал,
Но его найти нелегко.
Долго я молился и страдал,
В поисках ушел далеко.

Т и х о н. Без психиатра, кажется, не обойтись!

Андрей с Харитоном исчезают в молитвенном доме.

И после этого мне будут говорить, что он жертва!

Ю з и к. Мракобес.

Н а д е й к а. Фанатик!

Т и х о н. Дезертир и вообще…

Ю з и к. Тайный агент империализма!

Н а д е й к а. Это еще выяснится, чей он агент.

Р а з у м н и к о в (рассматривает карикатуру на Андрея, читает).

«Андрей сплеча чихвостил бога,
А вот теперь притих, умолк.
Знайте, люди! Помните, люди!
Это был в овечьей шкуре волк!»

Снимите!

Ю з и к. Интересно, почему?

Т и х о н. Мы же до третьих петухов рисовали этого гибрида в волчьей шкуре.

Р а з у м н и к о в (категорически). Никто не имеет права оскорблять чувства верующих.

Ш а т у н. Правильно. Баба моя то же самое говорит, как только я за вожжи берусь.

Т и х о н. Сиди уж со своей бабой!

Р а з у м н и к о в. Одним словом, товарищи, будем менять тактику. (Идет за трибуну, раскладывает бумаги.) И я рекомендовал бы вам, товарищи…

Ю з и к (перехватывает). Вместо волка в овечьей шкуре дать овцу в волчьей шкуре!

Р а з у м н и к о в. Хотя бы себе и так…

Ю з и к. Ну, а если так, то я переодеваю овцу в волка и даю стихи:

Он был доверчив, как дитя,
С сектанточкой водил он шуры-муры.
Спасайте его, люди! Защитите его, люди!
Жертва он! Заблудшая овца в волчьей шкуре!

Т и х о н (Разумникову). Видали, как режет. Давно говорю — ехал бы в город, потолкался бы около редакций и через год-два как пить дать выбился бы в поэты. Так он же, дурак, ни в дугу. Там, говорит, свои около редакций роями гудят — отбоя нет.

Р а з у м н и к о в (обращает внимание на бутылки). Выпиваете, товарищ?

Ш а т у н. А кто теперь не пьет? Разве только гипертоники да вот они, сектанты!