Написанное остается

Антоний не может больше терпеть и весь передергивается. Сектанты в ужасе разбегаются.

А г а ф ь я. Харитонька, он же еще живой!

Х а р и т о н (грозно). Назад, ета самая! И ничего удивительного! Кончается человек, потому, ета самая, и сучит ногами. Прощайтесь с телом — и по хатам! Языками не молоть лишнего! Казни эти хотя и египетские, но с другой, ета самая, стороны, тюрьмой пахнут. (Читает по памяти.) «Со святыми упокой, Христос, душу раба твоего и даже днесь болезни, печаль, ни воздыхания. Но жизнь бесконечная… Надгробное рыдание творяще песнь! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!..»

М а т в е й. Харитонька, может, псалмы какие спеть? Все-таки набожный был человек.

Х а р и т о н. Вечная, ета самая, память будет в самый раз.

С е к т а н т ы (поют). Вечная память! Вечная память! Вечная память!

Х а р и т о н. Все, ета самая, аминь! Молитесь за душу праведника, о теле не думайте. День-второй и от него одни ребра останутся.

Сектанты прощаются с «покойником», целуют кто в руку, кто в ногу и исчезают с поляны.

А г а ф ь я (по секрету). Харитонька, он же еще тепленький!

Х а р и т о н (взрывается). Надо будет, так одубеет! Домой, ета самая, иди, тебе сказано!

А г а ф ь я. Бегу, Харитонька! Бегу, родной!

Агафья исчезает.

Х а р и т о н (подходит к Антонию). Ощущаешь ли благодать божью? Дошли ли наши, ета самая, молитвы до господа?

А н т о н и й (из груди вырывается вздох облегчения, одним духом). Идиот! Развяжи быстрее веревку, рыло! Одежу неси, дубина!

Х а р и т о н (спокойно). На такое, ета самая, свято дело человек собрался, а матюкается, как последний сапожник.

А н т о н и й. Брось дурацкие шутки, а то я из тебя душу вытряхну, как слезу.

Х а р и т о н. А зачем же тебе, ета самая, слазить, если ты сам добровольно туда вперся! (Подходит к Антонию.)

А н т о н и й (думая, что он развяжет его, миролюбиво). Тоже мне юморист. Нашел чем шутить. (Сучит ногами.) Ой и секут же, проклятые!

Вместо веревки Харитон снимает с Антония патронташ с деньгами.

(Понимает его намерения и столбенеет от ужаса.) Харитон! Слушай, Харитон! Что ты делаешь, Харитон?

Х а р и т о н. Ты мне, ета самая, конечно, прости, только отвязывать тебя я не могу.

А н т о н и й. Что?!

Х а р и т о н. Сам понимаешь, когда милиция будет искать валюту, то она раньше всего твои косточки переберет. Что же ты, ета самая, хочешь, чтобы я вместо настоящих мослов следствию бумажные подсунул?

А н т о н и й (истерично). Гнида! Предатель! Иезуит! Иуда! Прикончу, как собаку! А-а-а! Отвяжи! Гад!

Х а р и т о н. Без истерики, брат мой! На пять верст кругом ни души. (Убегает.)

А н т о н и й (кричит). Люди! Спасите! Где же вы, люди?! Умираю! Караул! Милиция!

Никто не отзывается.

(Плачет как ребенок. Потом пытается перегрызть веревку.)

Появляется  д е д  С а в о с ь  с ружьем.

С а в о с ь (внимательно рассматривает Антония, который не видит старика). Кто это тебя обидел, святой ясновидец?

А н т о н и й (одним духом). Быстрей! Быстрей! Быстрей!

С а в о с ь (делая вид, будто не понимает). Что быстрей, брат Антоний?

А н т о н и й. Развяжи, умираю! Развяжи, умираю! Умираю, развяжи! Умираю!

С а в о с ь. А какая, не при нас будь сказано, холера загнала тебя на этот муравейник?

А н т о н и й. Грабители! Бандиты! Быстрей! Гибну!

С а в о с ь. В нашем лесу бандиты? Тут который год сыроежки подходящей не найдешь!

А н т о н и й. Дедушка, родной, чего же ты стоишь?

С а в о с ь. А почему бы мне и не постоять? (Садится на пенек.) Погода хорошая, за воротник, слава богу, не льет… Не сказал бы ты мне, Антон, по правде, честно, откровенно: есть бог или нет его?

А н т о н и й. Дедушка! Савосечка! После о божественном!

С а в о с ь. А мне не надо после! Я сейчас хочу знать!

А н т о н и й. Ну, ясно, есть, о чем разговор! Отвяжи!

С а в о с ь. А ежели бог есть, давай будем его славить.

А н т о н и й. Я вас не понимаю!

С а в о с ь. Петь в его славу будем!

А н т о н и й. Убийцы! С Харитоном сговорились! За групповое в тюрьме сгниете!

С а в о с ь. Значит, это Харитонова работа?

А н т о н и й. Удавлю обоих собственными руками!

С а в о с ь. Губы толсты, да кишки тонки. (Поднимает двустволку.) Сейчас, не при нас будь сказано, как влеплю дуплетом ниже седелки, полгода соль вымачивать будешь!

А н т о н и й (кричит). Спасите! Убивают!

С а в о с ь. Будешь горло драть — уйду домой.