Написанное остается

Я не хотел полуправды,
Я не хотел полуцели,
Я не хотел, чтобы струны
В сердце без цели звенели.
Я не хотел полуправды,
Я не хотел полуцели.
Пусть же порвутся все струны,
Лишь бы недаром звенели.

Ш а т у н. Такого парня загубили! (Савосю.) Вам за это не то что огороды… я не знаю, что бы я вам поотрезал!

С а в о с ь. А я не говорил? Скажи, Тихон, я тебя не предупреждал, что Харитон с Антоном нас всех без поры на небо загонят?

А н д р е й. Звоните, братья, куда следует, и чем быстрее, тем лучше.

С а в о с ь. Куда же ты, Андрейка?

А н д р е й. Улю-лю! Улю-лю! (Делает движения, напоминающие летящего ангела.)

С а в о с ь. Тихон! Телефонить надо, чего же ты стоишь столбом?

Т и х о н. Куда телефонить?

Ш а т у н. Сначала в ноль-три, а потом ноль-два.

Т и х о н. Если бы их (кивает на молитвенный дом) кто-нибудь поджег, я бы уже заодно позвонил и в ноль-один! (Отдает Шатуну ключ.) Бери ключи! Поехали!

С а в о с ь (на Шатуна). Пусть сперва хукнет, а потом за руль берется.

Ш а т у н. Был бы ты, дед, в моих годах, я бы тебе хукнул…

Тихон, Савось и Шатун уходят.

VI

Ночь. Луна. В окне своего дома  Г а л я. Она напевает грустный мотив. Появляется  А н т о н и й  с чемоданом, осматривается вокруг. Галя замечает его, захлопывает окно.

А н т о н и й (тихо стучит в ставню). Ку-ку! Ку-ку!

Г а л я (открыв окно). Я же вас просила попозже! Еще увидит кто!

А н т о н и й. Я сплю, а сердце мое с тобою! Открой, сестра моя! Открой, любимая, пусти брата твоего! Разреши мне исполнить завет божий, как исполнил его архангел Гавриил…

Г а л я. Тсс! Тихо вы! Тихо!

А н т о н и й. Я — могила! И только ночь будет нашим свидетелем. Пусти же меня, чудесная. Распрощаемся по-христиански, ибо от тебя путь мой на Голгофу!

Г а л я. Успеется вам на Голгофу. Я сейчас выйду, и только луна будет нашим свидетелем. (Исчезает.)

А н т о н и й (сам себе). И вошел он к ней, сказано в писании, и познал ея, и понесла она. Провалиться мне на этом месте, если Малые Замоськи не станут Назаретом!

Выходит  Г а л я. Она идет, низко опустив голову, покрытую черным платком. Раздается соловьиная трель.

Какое доброе сердце у тебя, голубица моя ненаглядная. И сама ты чудесная, как фирца библейская, и любовная, как Иерусалим. (Дотрагивается до плеча Гали, но она отбрасывает его руку.) И грозная, как полки со знаменами! И голос твой полон чар небесных, как сама песня песней Соломоновых. Ибо сказал мудрый Соломон: «Зачаровала ты сердце мое одним взглядом очей своих». (Дает волю рукам.) «Шея твоя — как столб из слоновой кости, глаза твои — озера есевонские, и фигура твоя, как пальма, и груди твои, как виноград спелый». (Обнимает Галю, опускается на колени.) «И подумал я, — сказал Соломон, — влез бы на пальму, ухватился бы за ветви, и груди твои вместо винограда спелого…»

Галя обнимает Антония. «Соловей» неистовствует.

О, как милы ласки твои, сестра моя! О, насколько ласки твои лучше вина! Покажи мне лице твоя! Дай мне слышать голос твой, ибо голос твой сладок, сказал мудрый Соломон, а лице твоя приятно! Покажи мне лице твоя, возлюбленная.

Г а л я (из окна). Ну покажи ему, Андрейка, лице твоя!

Андрей (а это он в Галином платье) крепко берет Антония за лацканы пиджака. У «пророка» подкашиваются ноги.

А н т о н и й (испуганно). Кажется, влип!

Из-за дома выскакивают  Ю з и к  и  Н а д е й к а.

Ю з и к. Истинно, брат мой!

Н а д е й к а. Сними очки, ясновидец, они тебя бить будут!

А н д р е й. Истинно!

Короткий удар, и Антоний летит к Юзику. Тот таким же приемом посылает его к Андрею.

А н т о н и й (плаксиво). Кощунствуете, хулиганы! (Хватает свой чемодан и удирает.)

Выбегает  Г а л я. Андрей обнимает и целует ее, закрыв свою и ее голову платком.

Н а д е й к а. Видел, как в любви объясняться надо! (Цитирует.) «Шея твоя — как столб из слоновой кости, глава твои — озера есевонские»…