Напиши на линии горизонта (СИ)

Мы никогда не разговаривали о прошлом выпуске. Никогда не поднимали эту тему, потому что прекрасно знали, что каждому из нас снится этот проклятый кораблик в луже чужой крови. Никто никогда об этих снах не рассказывал, но та ночь как-то сплотила нас, словно соединила своеобразными невидимыми нитями, и нам не нужно было говорить вслух, чтобы друг друга понять. С той ночи прошло так много времени, а Свист вспомнил об этом именно сейчас, когда до нашего собственного выпуска осталось так мало времени.

В тот момент на меня обрушился весь ужас осознания: нам их участи не избежать.

На негнущихся ногах я медленно двигаюсь в сторону девичьего крыла. От накативших неприятных воспоминаний и ощущений голова начинает немного кружиться, а Голоса начинают суетиться и что-то судорожно шептать. Думаю, они бы метались по черепной коробке, если бы могли. Давлю на голову пальцами, стараясь унять нарастающую боль, совершенно не замечая, как меня шатает из стороны в сторону. Кажется, один неверный шаг, и я полечу вниз.

Стены Дома меня душат, плывут перед глазами цветными пятнами. Неровные надписи практически кричат, стараясь привлечь к себе внимание. Мне катастрофически не хватает воздуха и начинает казаться, что если я прямо сейчас, сиюминутно не выйду на улицу, не глотну свежего, немного морозного и такого не весеннего воздуха, то умру прямо здесь, в коридоре. Непонятно откуда появившийся ужас начинает накатывать волнами, тело перестаёт слушаться, и я слабо управляю негнущимися ногами. В один момент пол перемешивается со стенами и потолком, и я начинаю лететь вниз.

Ощущаю на себе чужую хватку, начиная по привычке брыкаться и стараться вырваться. Полный ужаса вопль застревает где-то в горле, потому что в помутнённой памяти тут же всплывают воспоминания о том, как после смерти мамы отец напивался и бил нас. Мне, как старшей, доставалось больше и сильнее. Не терплю чужих прикосновений. Не хочу новых побоев.

— Тише, тише, Пташка. Это я, — слышу у самого уха такой родной приятный баритон, немного успокаиваясь и слегка обмякая в чужих руках. Стервятник придерживает меня за плечи, помогая устоять на ногах, и, видимо, старается заглянуть мне в глаза. В моих собственных всё плывёт, — С тобой всё хорошо? Что случилось?

Мне бы очень хотелось ответить на этот вопрос, но всё перед глазами смазывается в нечёткие пятна, и даже различить перед собой Рекса я могу только благодаря его голосу и жёлтым глазам. Беспомощно цепляюсь за его плечи, стараясь вымолвить хоть слово, но голова беспощадно кружится. К горлу подступает тошнота, а Рексовы глаза ещё сильнее теряют очертания, расплываясь огромными фарами-пятнами, которые постепенно заполняют собой всё пространство.

Голос Стервятника тонет под толщей воды, которая, кажется, накрывает меня с головой, выбивая из-под ног почву. Кажется, именно так Волк описывал мне состояние при Прыжке.

Комментарий к 10. Мираж. Время перемен

Я знаю, что главы не было с марта, и мне стыдно. Но сейчас я сдаю экзамены, и на работы остаётся очень мало времени, за что прошу меня простить.

Но могу предложить заглянуть в мою группу, где периодически мелькает информация о статусе работы, появляются эстетики и тому подобное:

https://vk.com/coffeewithmilkanddecembrists

На что стоит обратить внимание при прочтении: https://vk.com/coffeewithmilkanddecembrists?w=wall-203126037_170

========== 11. Свист. Рубашки и лица ==========

Истина здесь, ты её ощущаешь всей кожей,

Слишком близка, но не даст прикоснуться к себе,

Век твой молчит, для него твоя жизнь невозможна,

Вызов был брошен, стремительным вышел разбег

Кипелов, «Безумие»

Благодаря практически могильному мраку Гнездовища определить точное время за окном было практически невозможно, так что после того, как я проснулся, мне ещё минут пять пришлось просто лежать и вглядываться в темноту. Меня ужасно клонило в сон, и в постели хотелось провести весь оставшийся день, — если не всю оставшуюся жизнь, по крайней мере до Выпуска точно, — не показываясь никому на глаза. Оглядев совершенно пустую Стайную, я подумал о том, что остальные, наверняка, уже отправились на завтрак и просто не стали меня будить. Ну и пусть.

Слезть с кровати казалось практически нереальным, потому что спина снова начинала ныть при каждом неосторожном движении. Когда я был младше мне даже казалось, что особенно острые боли приходятся на определённые дни или фазы луны, и я стал вести календарь. После полугода такого «исследования» я просмотрел записи за все шесть месяцев, испещрённые красными цифрами и днями недели и понял, что эта проклятая боль не подчиняется никаким законам.

Я медленно проковылял мимо стремянки Стервятника, оглядев каждый цветок в комнате, словно они могли дать мне подсказку, сказать, что делать дальше. С другого конца комнаты на меня осуждающе смотрел Алонсо.