Напиши на линии горизонта (СИ)

Его слова звучат ядовито, Валет даже не пытается скрыть сарказма, потому что ему это всё уже осточертело. Сколько можно говорить об одном и том же, постоянно прикрываясь какими-то загадками и глупыми тайнами? Ошейник давит на шею…

Свист поглядывает на него диким зверем, старательно делая вид, что не слушает вовсе. Валет только тушит сигарету о подоконник и достаёт из пачки следующую, потому что только так от чужих беспорядочных, витающих в воздухе и неизменно лезущих в голову мыслей можно абстрагироваться. С этим парнем и от никотина помереть недолго…

Мальчишка выглядит помешанным. Не слегка пришибленным, как обычно, а повернутым окончательно, без возможности вернуться на свою привычную орбиту. Валет давно перестал понимать, что творится в его голове, и с каждым прыжком Свисту становится всё хуже и хуже, вот только что он, Валет, может с этим поделать? Запретить ему курить дурь Стервятника? Связать, чтобы не рыпался никуда? Ногу вторую перебить? Валет думает, единственное, что он может — стоять и смотреть. Так он и делает. Потому что пытаться вытащить его, как-то удержать, уже сил нет.

Дым заполняет собой каждый сантиметр Перекрёстка (сколько сигарет они уже успели скурить?), и тот факт, что здесь до сих пор никого не появилось, даже Логов — самое настоящее чудо. Вот только Валету очень хотелось бы чудес другого рода, например, здоровой ноги или нормальной семьи, которая не выкидывает тебя из дома, как только ты становишься бесполезным, а не Свиста с его вечными проблемами на пустом месте, который просто не хочет, чтобы ему помогали. Валет вообще в спасатели не записывался, но Свист считается слишком ценным для Дома человеком, да и знакомы они достаточно давно, чтобы просто взять, и отвернуться от него было невозможным.

Говорить больше было не о чем. В последнее время каждый разговор со Свистом балансировал на грани драки, приправленного полным безумием и потерей контроля, а Валету, если честно, такого исхода совсем не хотелось.

— Ну шастают девчонки, и шастают, тебе-то что? — Свист подходит слишком близко, двигается слишком быстро и резко для человека, который и шага без костыля ступить не может, вот только едва ли сейчас есть время об этом задуматься. Зрачки почти полностью перекрыли светлую радужку, да и взгляд выглядит слабо сфокусированным. Он там точно обычные сигареты курит?

— Мне ничего, — Валет примирительным жестом откидывает с лица друга светлые пряди, а тот отшатывается. Снова приваливается спиной к стене и затягивается, закрывая глаза. Стои́т так несколько секунд, выдыхая дым через ноздри, а потом смотрит невнятно по сторонам, словно только сейчас отдаёт себе отчёт в том, где он находится. Валет устало вздыхает, — Погоди немного, теперь после принятия Нового Закона станет ещё хуже.

В голове у Валета смутно мелькают воспоминания о Старших. Ведь тогда, кажется, тоже всё дело было в девчонке..? А может и нет, он не помнит. Не хочет вспоминать.

— С чего это вообще Слепой решил собственный закон отменить? Раньше за ним такого не водилось, — свет лампочки создаёт на чужом лице жуткие тени, меняя его до пугающей неузнаваемости. Если бы Валет не был уверен в том, что сейчас рядом с ним стоит и разговаривает именно Свист, то он бы в этом усомнился. Или дело тут не совсем в тенях..?

— Да чёрт его знает, — фыркает. Вся эта ситуация доходит до такого уровня абсурда, что даже Старшие бы позавидовали, — Слепой, видимо, хочет, чтобы и мы друг друга переубивали. Рыжий же Длинную под него подложил, ну, и понеслось…

— А-а-а, снова Длинная, — усмехается Свист, практически срываясь на лающий смех. Выходит, правда, не очень весело. Но на один короткий миг Валету кажется, что в лице друга мелькают привычные черты, — куда же без неё.

О лампочку бьётся мотылёк. Картина эта выглядит унылой донельзя и нагоняет тоску, хоть бери и вой. Валет предпринимает попытку снова взобраться на подоконник, но у него ничего не выходит, и он лишь надёжнее устраивает костыль у подоконника, опираясь на стену. Свист прикрывает глаза, продолжая дышать сигаретным дымом.

Перед ним снова мелькают картины Изнанки, Лиза, а потом и он сам. Весь какой-то иррационально-неправильный, растрепанный и грязный, и окончательно поехавший в своём безумии. Картинки сменяют друг друга, окончательно путая сознание, заставляя голову кружиться с новой силой. Мелькает последний их разговор. Как она подходит к нему аккуратно, просит успокоиться и прийти в себя, а он, совершенно себя не контролирующий, словно управляемый кем-то другим, потусторонним, наставляет на неё ружье (откуда оно только у него тогда взялось?). А дальше — прыжок. Он даже не знает, выстрелил ли или всё-таки успел остановиться.