Напиши обо мне роман

Я отказалась от всех записей к врачам, забила на массаж и йогу, перестала тратить время на лекции и музыку. Таблетки тоже бросила пить, благо в этом заведении их не заставляли принимать насильно.

Мне нужна была ясная голова. И вся моя рефлексия, чтобы не скатиться в рыдания и смакование всех моментов, где я повернула не туда.

Никто не будет читать? Ну и ладно! Буду в прекрасной компании творческих неудачников — Ван Гога и Эмили Дикинсон. Устроим где-нибудь там, в посмертии, безумное чаепитие с Господином Смертью.

Да, я очень скромная и точно знаю, где мое место в аду. На троне.

За неделю я написала почти половину книги. Оказывается, это легко, когда больше нечем заняться — спать, есть, писать и иногда гулять по заснеженным тропинкам, шугая толстых кошек.

В понедельник мне сообщили, что мой лечащий врач ушел в отпуск, и пришедшая ему на замену новая докторша желает со мной пообщаться.

Разговор был недлинным. Она заново расспросила о том, что привело меня в клинику, покивала, что-то записывая в своем блокнотике и заявила:

— У вас ведь нет депрессии.

— Это же замечательно? — удивилась я скорбному выражению ее лица.

— И не было. Невозможно вылечиться за такой короткий срок.

— Да? — беспечно отозвалась я. — А что же тогда диагностировал дежурный врач, заведующая отделением, мой лечащий психиатр и еще психолог подтвердил? У вас там все записано.

Она пожала плечами.

Я тоже пожала плечами и предложила:

— Ну тогда выгоняйте симулянтку, что ли?

— Вы еще не завершили минимальный курс лечения. По закону я не имею права вас выписать.

Я закатила глаза — ну тогда что от меня еще хотят! И предложила:

— Давайте заявлю, что выписываюсь под свою ответственность?

Первым делом на воле я нажралась суши, выпила бутылку сидра и отправилась в парфюмерный. Нюхать стенд с мужскими ароматами.

Примерно на двадцатом пробнике я поняла две вещи:

1. Боже, бедные мужики! Кажется, по мнению дизайнеров парфюма им положен только ментол и елочка. Если дизайнер пытается выпендриться — запах сгоревших кирзовых сапог.

2. Что-то дохрена Рома оригинал — я не нашла ничего даже близкого к тому медово-остро-дымному аромату, которым он меня мучил.

Может быть, это был его собственный?.. Как у всякого уважающего себя фейри — авторское заклинание?

Вернувшись домой, я вдохнула привычный и оттого немного тоскливый запах своей квартиры — и отправилась дописывать вторую половину книги. Самую сложную.

Потому что в ней мне пришлось вывернуться наизнанку. Залезть в такие лабиринты собственной головы и погрузиться в такие глубины собственного сердца, куда вряд ли рискует добраться нормальный человек.

Погрузиться, чтобы найти там правду.

О том, что я была не права.

Никто не может жить без любви.

И права тоже.

Любовь бывает разной.

Та любовь, которую давали мне мои читатели — была полноводной широкой рекой, быстрой и светлой. Она наполняла меня тем, чего я никогда раньше в своей жизни не чувствовала — ощущением своей нужности и уверенностью в том, что я чего-то стою. Что в моей жизни действительно есть настоящий смысл, раз я могу заставить столько людей чувствовать то же, что и я. Слушать меня. Слышать меня.

Но эта любовь была безопасной.

Любой диалог можно было закрыть одним щелчком. Любую неприятную фразу — удалить. От любого человека, который делал мне больно — быстро избавиться.

Вместо того, чтобы играть опасно, чувствовать все эмоции, не выключая самые неприятные, я питалась этой силой любви, и мне было ее достаточно.

Но это была немного нечестная игра.

Я заставляла людей умирать от моей боли, а сама ее избегала.

Я загадывала загадки и строила лабиринты, в которые сама не совалась.

И все шло хорошо до тех пор, пока к Медузе Горгоне не явился Персей. К Медузе, которая добровольно спряталась от мира, спасая глупцов от своего разрушительного дара и себя — от смерти.

Чертов Персей! Никто его не звал, никто не делал ему ничего плохого, а те идиоты, которые превращались в камень — явились на мой отдаленный остров совершенно добровольно, но отнюдь не с добрыми намерениями. Что я должна была с ними сделать? По головке погладить?

Он взломал меня, взломал мои эмоции, обманул, проник в лабиринты и загадал загадки, которые я не смогла разгадать.

Люди могут быть очень изобретательными в способах сделать друг друга — и себя! — несчастными.

Он снова убил меня.

Я знала, что так будет.

Ведь любая женщина — чудовище, которое мужчина должен покорить или уничтожить.

Я отказалась покоряться, и он меня убил.

Вот так завершилась эта сказка.

Когда я дописала ее, внутри стало пусто-пусто и звонко-звонко. Как в большой комнате новостройки, когда любое «Эй!» разносится эхом не только по пустой квартире, но и по всем пустым квартирам вверху, внизу и со всех сторон.

Я закончила свой последний роман, заняв у самой себя крови для чернил, кожи для страниц — и вставила сердце в середину.

С этого момента я больше не могла написать ни единой странички, ни строчки, ни одного слова. Сколько ни скребла ложкой по стенкам своей когда-то полной банки с вареньем — там больше ничего не было.

Мой смысл закончился. Совсем.

 

 

 

/2