Он придвинулся совсем близко. Еще не касался меня, но от его дыхания шевелились волосы на левом виске.
И я остро ощущала его присутствие — горячего тела, намного более жаркого, чем песок остывающей пустыни.
/3
Ледяное шампанское. В пустыне. Острые уколы лопающихся пузырьков на языке. Полная темнота.
— Посмотри наверх.
Я запрокинула голову. Нет, не полная.
Ночь больше не была беспросветно черной.
Там, над головой, она расходилась бархатным занавесом, густо вышитым бриллиантовым бисером. Небо было светлее песка — кое-где вспыхивали сияющими гранями камни покрупнее, где-то между ними стелилась бриллиантовая пыль, едва заметная невооруженным глазом.
В одной части неба мерцал розовый алмаз, в другой плыла в пустоте яркая точка, и звезды складывались в созвездия сами собой, хотя дома я даже в незасвеченном деревенском небе с трудом находила Большую Медведицу.
А тут фантазия объединяла и притягивала причудливо раскиданные яркие точки, вырисовывая картинки. И простиралась над головой широкая магистраль Млечного Пути.
— Загадывай желание, — голос у самого уха.
Тихий, но отчетливый, пробирающийся под кожу и рождающий дрожь.
— Но звезды же не падают. Это надо в августе… — чуть-чуть разочарованно проговорила я.
Шампанское пахло ванилью и фруктами, пустыня пахла грозой и сухими травами, Роман пах медом и дымной горечью, горьковато-острой и опасной.
— Загадывай. Любое. Самое невозможное. Я исполню.
Шепот до дрожи, так что комок встает в горле и холодный глоток шампанского не растворяет его. Дыхание рвется в клочья — и надо как-то убрать это напряжение, потому что оно становится невыносимым.
Мучительным. Страшным.
— Убери мои книги с пираток, — усмехаюсь я, намеренно руша хрустальную четкость момента.
Но в груди все равно все сжимается до боли, и сердце бьется в такт миганию звезд.
Смешок над ухом — брызги по горячей коже.
Звон льющегося в бокал шампанского.
— Я забыл, что невозможное — твоя стихия. Может, лучше деньгами? За каждую скачанную книгу, как за купленную?
Качаю головой, зная, что он почувствует это движение. Он слишком близко, но абсолютно далеко, и так демонстративно не касается меня, что это ощущается интимнее любых объятий.
— Всегда даришь деньги вместо подарков?
— Ладно, невозможное так невозможное.
Снова тихий звон бокала о мой бокал.
И отражением их соприкосновения — касание ледяных губ.
Невозможное.
Или он имел в виду что-то другое?
Холодное, сладкое, яркое...
Не поцелуй — взрыв.
Хочется сказать: «Что ты делаешь? Зачем?»
Хочется сказать: «Не надо!»
Но никак — рот занят.
А потом уже ничего не хочется, потому что все, что я есть — лишь хрустальный ледяной звон посреди пустыни, пронзительный и отчаянный. И губы теплеют под моими губами, а потом становятся такими горячими, что пора спасаться, ибо огонь близок. Но вместо этого я только ныряю глубже, давно привыкнув проходить ад насквозь, чтобы выйти с другой стороны.
Лучший способ побороть искушение — поддаться ему.
Здесь и сейчас это кажется мне лучшей идеей.
Мне больше не нужен воздух и больше не нужны слова. Когда-нибудь я дам имена и названия всему, что происходит, но не сейчас.
Настойчивые руки обнимают меня, сплетаются с моими, прижимают крепче к горячей под тонкой тканью груди. Я зарываюсь пальцами в жесткие волосы, глажу шею, плечи, провожу ладонями по спине. Кончики пальцев касаются моего лица — ударами тока. Электричеством выжигают путь ниже, к шее, к ключицам, к груди…
Замирают.
Цепочка на шее натягивается, губы отрываются от моих губ.
Я мысленно охаю. Кулон! В виде цветка с лиловыми лепестками. Ч-ч-черт…
— Ты его носишь, обманщица, — чуть задыхаясь, очень тихо говорит Роман. — А говорила, что не понравился.
— Да, ноутбук я на шее носить не стала бы… — машинально огрызаюсь. Для таких отмазок мне не нужен мозг, у меня они подвешены на горячих клавишах, как заклинания в игре. Вдох-выдох, включаем разум — и бегом из ада обратно, пока не успела забраться слишком далеко!
— Тиш-ш-ш-ше… — бормочет он мне в шею, продолжая обнимать. — Разве тебе хочется убегать, а? Посмотри на меня.
В бриллиантовой темноте ночи зеленый колдовской цвет не виден, вместо глаз — темные омуты. Я все еще держусь за его плечи и отпускать нет никакого желания. Он смотрит мне в лицо и смеется, опуская кулон обратно в ложбинку груди. А вот пальцы остаются там.
Взгляд — шальной, ищущий — застывающий на моих губах. Осторожный поцелуй. Короткий, нежный.
— Если бы у нас был настоящий роман, ты бы сейчас признался мне в любви, — говорю, когда становится совсем не по себе от его долгого взгляда в глаза.
На мгновение он перестает дышать, а потом вдыхает резко и судорожно.
— Правда?
— Но так как у нас реальная жизнь, — улыбаюсь. — Я точно скажу, что ты меня не любишь.
— Я тебя не люблю, — ровным голосом.
— Вот видишь.
— А здорово было бы, если бы у нас был роман…
/4
Он коснулся губами моей шеи, и я вздрогнула от короткого горячего укола языка.
— Нет, не здорово, — попыталась возразить я. — Говорила же тебе…
— Ну, такой, короткий роман, — перебил он. — Немножко страсти и секса, пока не надоест.