— Нет, — непоследовательно заявила я, продолжая его обнимать все так же крепко. — Мне опасно заводить романы. Даже просто секс.
— Почему?
— Я сейчас в равновесии и счастлива. Но стоит сдвинуть хоть один камешек — все рассыплется.
— А вдруг нет?
— Не хочу рисковать.
— А вдруг тебе понравится?
— А вдруг это разрушит мой мир? И мне придется снова его собирать из обломков. Или нет, еще хуже — вдруг мне действительно понравится? А ты знаешь, как глубоко я способна залипать на то, что мне нравится. Никаких больше книг, один Роман Витт на уме! Стоишь ты моего смысла жизни, как думаешь?
Он молчал.
Только губы оставляли короткие поцелуи-весточки то на виске, то в уголке рта, то где-то под ухом.
Я прошептала ему на ухо, глубоко вдыхая горько-теплый запах:
— Ты слишком глубоко в меня проник… Это опасно.
— Еще нет, только планирую, — в словах спряталась горькая улыбка. — Но у тебя есть шанс меня убедить, что всего одна ночь помешает тебе жить, как хочется.
— Знаешь, как алкоголики и наркоманы завязывают? Всего одна рюмка может свести на нет все усилия.
— Мммм… — протянул он неуверенно и — прижался к моим губам. Раздвинул их кончиком языка, положил ладонь мне на затылок, не позволяя отстраниться — пока он жадно и нетерпеливо целовал меня до головокружения и потери реальности.
Из такого поцелуя выныриваешь, как из глубины, и еще несколько секунд не до конца веришь, что вокруг реальность — и ты вынырнула в правильную сторону.
— Не так уж крепка твоя сила воли, — шепнул Роман прямо мне в губы.
— У алкоголиков она тоже не всегда крепка. Поэтому мне и надо держаться от тебя подальше. Теперь — еще вернее.
— Угу…
Еще один поцелуй — мучительный, нежный, искусный, словно из музея самых красивых мировых поцелуев. Он ловил меня на любопытство, на жажду нового и интересного — как оттолкнуть, когда вот так меня еще ни разу в жизни не целовали? Я хочу узнать, что у него еще есть в тайниках богатого опыта.
— Зачем? — у меня тихий сорванный голос, будто я кричала на всю пустыню, а не сдерживала слезы, перекрывающие горло. — Зачем ты хочешь сделать мне плохо? Сам-то понимаешь, Ром? Чтобы что?
Он медленно выдохнул, снова втянул носом воздух и поднялся.
— Пойдем.
Его руки подхватили меня, помогая встать с остывающего песка.
Неужели убедила?
Но стоило мне повернуться к спуску с холма, как он поймал меня в объятия и притянул к себе. Прижался к спине, зарылся лицом в волосы и стоял так несколько безумно долгих секунд.
А я…
Что я — тоже стояла.
Впитывала всем телом его касания. Он был водой — я морской губкой, слишком долго пролежавшей в серванте за стеклом как сувенир из отпуска. Сколько бы он ни обнимал — мне все было мало. Еще один аргумент против. Одна ночь, две ночи, короткий роман — только почувствовать вкус, но не насытиться. Остаться навсегда привязанной к источнику, вечно жаждущей, ненасытной.
Ох, нет.
Я дернулась, невероятным усилием воли пытаясь разорвать объятия. Но он только крепче сжал руки.
Проговорил глухо:
— Нет, Алиса. Я просто не могу тебя отпустить, — он отвел волосы от моей шеи и нежное, до мурашек, прикосновение губ заставило меня жалобно застонать. — Я уже пробовал. Но только рядом с тобой я живой. Все вокруг серая муть, все по рельсам, все по плану, я могу предсказать любой разговор. Кроме тех, что с тобой. Ты бы позволила сбежать из своей жизни тому единственному, что будоражит?
Рома, Рома…
Сглотнула, зажмурилась, помотала головой.
— Дорогой! — сказала я нарочито заботливо, похлопывая по его руке, лежащей на моем животе. — У тебя просто депрессия. Сходи к доктору, попей таблеточки… — И закончила гораздо жестче: — Но не выезжай на мне! У меня тоже не самая крепкая психика. На себя пока хватает, а еще и тебя уже не потяну!
На несколько мгновений его тело позади меня закаменело, но в следующую секунду он резко развернул меня к себе и снова впился в мой рот. Прикусил верхнюю губу, засосал язык, стукнулся зубами о зубы — жестко, словно наказывая.
Когда я вырвалась и оттолкнула его, догонять не стал.
Искушение
Песок скользил под босыми ногами, я задыхалась от отчаянных попыток не расплакаться и бесилась, что не могу уйти гордо, с прямой спиной. Водитель, видимо, заметил меня, потому что включил фары, чтобы я не заблудилась в пустыне в плюс ко всему карнавалу. Уже у самой машины Роман нагнал меня и открыл дверцу.
Если я думала, что в машине станет легче — я ошибалась.
За окном неслась густая чернота, смотреть было не на что. Внутри из колонок мурлыкало что-то заунывное, нагоняющее сон, дул в лицо сквозняк от кондиционера, высушивая влажные от пота пряди на висках.
Напряжение никуда не делось. Я старалась не смотреть в сторону Романа, но каждый сантиметр между нами был заряжен электричеством. Расстояние ощущалось физически, будто резиновая плотная стена, в которую хочется провалиться, но она неизбежно выталкивает обратно.
Я не знала, куда деть руки: складывала их на коленях, облокачивалась на окно, оставляла лежать на сиденье. И все было неудобно, как неудобна любая поза во время бессонницы.