Напиши себе некролог

– Господа! Приготовьте паспорта! – громким криком известил пассажиров о проверке офицер.

– Зачем? – крикнули в ответ.

– Распоряжение сыскной полиции.

Натренированный торговыми комбинациями мозг Рыкачева тут же стал просчитывать причины проверки. Его ищут или нет? Хотелось бы надеяться, что нет, но вероятность розыска именно его, Рыкачева, была весьма велика. Его могли запомнить пассажиры поездов по дороге в Лигово и обратно. И в самом Лигове могли приметить дачники, по угодьям которых он уходил после пожара. Да, конечно, внешность с одеждой он с тех пор переменил, испугавшись, что, когда владелец дачи Юрлов опишет Крутилину длинные волосы, бороду, армяк, у того сразу всплывет в памяти Обожженыш, которого он видел накануне.

Как же они его вычислили? Неужели предал Архип, что стоит у Пятибрюхова на воротах? Зря он его попросил пересылать в нумера почту. А все потому, что ждал писем от Маруси, дочери купца второй гильдии Тверского. Черт дернул его в нее влюбиться, а самой Марусе неделю назад отправиться с матушкой на богомолье. Пишут теперь друг другу по два письма в день. Вернее, писали… Если полиция ищет именно его, Марусю придется забыть.

Как бы выяснить точнее?

Рыкачев, напустив на себя беззаботность, прошел на противоположную палубу. Со стороны залива тоже дежурили полицейские. Сидели в двух шлюпках, качавшихся в нескольких саженях от причалившего пароходика.

Федор прошел в каюту, посмотрел с печалью на свои чемоданы. Скорей всего, с ними придется попрощаться. Он открыл саквояж, достал самое важное – векселя на предъявителя, револьвер и удостоверение чиновника сыскной полиции. Покрутил в руках икону, которую вынес девять лет назад из пылавшей лавки. Но брать ее с собой не стал, а, поставив на стол, три раза перекрестился. Авось не сгинет икона. Раз на пожаре не сгорела, то и теперь спасется. И вернется к нему, к Федору, непременно вернется.

Напустив на лицо деловую озабоченность, вернулся к трапу:

– Посторонись, сыскная полиция, – закричал он и, расталкивая стоявших в очереди пассажиров, протиснулся вниз. – Чиновник для поручений сыскной полиции Яблочков, – сунул он в нос полицейскому офицеру (эх, жаль, не разбирается в чинах, как же к нему обратиться?) украденное удостоверение.

– Полицмейстер портового города Кронштадт капитан-лейтенант Кирсантьев, – козырнул ему офицер.

– Арсений Иванович, – протянул руку Рыкачев.

– Доминик Казимирович, – пожал ее Кирсантьев. – Мы получили телеграмму от Крутилина…

– Имейте в виду. Преступник… Как его…

– Рыкачев! Федор Рыкачев, – выпалил капитан-лейтенант.

– Очень опасен. Уже убил двоих.

Кирсантьев перекрестился:

– Вы прибыли нам в помощь?

– Нет, по другому делу. Далеко ли отсюда до плац-парадной площади?

– Буквально два шага. Ступайте вон туда…

Катер Речной полиции встречал на пристани капитан-лейтенант Кирсантьев. Уже по его лицу Иван Дмитриевич понял, что Рыкачева он не задержал.

– Полицмейстер…

– Крутилин, – оборвал его начальник сыскной. – Докладывайте.

– Нашли только его вещи. В каюте первого класса. Вероятно, Рыкачев еще по дороге спрыгнул с судна…

– Раскольников в городе много проживает?

– Четверо мужского пола, одна – женского. Купец Золотавин и его семья…

– Яблочков, навести-ка их…

– Яблочков? – переспросил Кирсантьев. – Ваша фамилия Яблочков? У вас что, и брат служит в сыскной?

– Это катастрофа. Полная катастрофа, – подытожил Крутилин, выслушав Кирсантьева.

– Скажите адрес Золотавиных, – попросил его бледный от злости и переживаний Арсений Иванович.

– Бесполезно, – махнул рукой Крутилин. – Рыкачев снова нам доказал, что умен. К Золотавиным он за помощью не пойдет. Потому что знает: у них будем искать в первую очередь.

– И где его искать?

– Боюсь, что уже нигде. Федька давно покинул Кронштадт. Видел, сколько туда-сюда, в Петербург и обратно, лихтеров[52]снует с грузом? На одной из них он и уплыл.

5 июня 1871 года, суббота

Открыв за завтраком свежий номер «Ведомостей», Крутилин увидел аршинный заголовок «В Кронштадте задержан убийца Гневышевых». Далее уже мелким текстом сообщалось, что вчера доблестная сыскная полиция задержала некоего Федора Рыкачева. Иван Дмитриевич выругался и, не притронувшись к еде, помчался в сыскное.

Голомысов! Вот ведь гадина! Оказывается, это он сообщает «бутербродникам» сведения из сыскной. Однако с Рыкачевым он поторопился. Про то, что Обожженыш скрылся, Голомысов вчера так и не узнал, слишком поздно Крутилин с Яблочковым вернулись из Кронштадта, на Большой Морской никого из агентов уже не оказалось.

Однако расправиться с предателем по горячим следам не удалось – в приемной Крутилина ждал порученец от обер-полицмейстера, который густым басом произнес:

– Его высокопревосходительство ждут-с! Срочно-с!

– Поздравляю! Молодцы! – Треплов от радости оторвал зад от кресла и протянул Крутилину руку. – Жаль, конечно, что узнаю столь важные новости из газет. Однако на сей раз прощаю. Докладывайте быстрей. С минуты на минуту Государь прочтет газету и обязательно вызовет за подробностями!

– Даже не знаю, с чего начать…

– Начните с главного.

– Газеты врут.