Напиши себе некролог

– Что значит врут?

– Мы действительно вычислили преступника, но задержать не сумели. Обманув кронштадтскую полицию, Рыкачев скрылся.

– Но раз виноваты кронштадцы, им и отвечать[53].

– Боюсь, что нам. То есть мне, ваше высокопревосходительство. Рыкачев воспользовался украденным у моего чиновника документом, предъявил его вместо паспорта кронштадтскому полицмейстеру, тот поверил и отпустил его.

– Какой позор! Что еще за ротозей, который утратил документ?

– Чиновник для поручений Яблочков.

– Немедленно исключить из службы[54]!

– Ваше высокопревосходительство, во время кражи Яблочков находился в бессознательном состоянии, Рыкачев его оглушил.

– Это Яблочкова не оправдывает. Полк, потерявший знамя, подлежит расформированию. Полицейский, утративший жетон или документ, должен быть изгнан c позором.

– Голомысов, – окликнул агента Крутилин, войдя в сыскное.

– Добрый день, Иван Дмитриевич, – подошел он к нему.

Тот вместо приветствия ударил его в живот.

– Больше чтоб я тебя здесь не видел[55].

– За что? – прошептал Голомысов.

Крутилин громко, чтобы слышали все, объявил:

– Сведения «бутербродникам» сообщаю только я.

– Я никому… Только Фрелиху, – стал оправдываться Голомысов. – Он за старшего оставался.

Фрелих вжался в стул. Крутилин, посмотрев на него, скомандовал словно собаке:

– За мной!

Закрыв за собой дверь начальственного кабинета, Фрелих упал на колени, подполз к Ивану Дмитриевичу и принялся лобзать тому штиблеты:

– Умоляю, ваше высокоблагородие, я уверен был, что гада задержите. Куда ему с пароходика-то деваться? Прошу, не выгоняйте, бес попутал. Все из-за деток…

Попадись он Крутилину до доклада обер-полицмейстеру, ни за что бы не простил. Но потерять за одно утро два самых ценных кадра Иван Дмитриевич просто не мог:

– Если еще раз…

Фрелих тут же вскочил и прижал руку к сердцу:

– Никогда больше. За версту буду «бутербродников» обходить.

– Позови Яблочкова.

– Сию секунду.

Крутилин достал водку и два стакана. Щедро плеснул и себе, и подчиненному, теперь уже бывшему.

– Вызывали? – спросил, заходя, Арсений Иванович.

– Помнится, ты прошение подавал. Я его случайно порвал. Пиши-ка заново…

– Простите, не понимаю.

– Треплов распорядился.

– Да как же? Я же…

– Все я ему рассказал. И в ногах валялся, ну прямо как Фрелих сейчас предо мной. Но единственное, чего добился, дозволения уволить тебя от службы по прошению. На, выпей, авось полегчает.

– И куда мне теперь?

– Хочешь, в губернию пристрою? В пригородный уезд становым[56]?

– Бдить, как дворники смытье убрали? Нет уж, увольте. Лучше в швейцары…

– Ну как будет угодно. Слушай, ты ведь по протекции сюда попал. Сходи к покровителю. А я на пару дней заявление твое придержу.

– Покровитель мой на кладбище.

– Советом моим не побрезговал? Некролог себе написал? Тогда иди, почитай, успокойся. Ты молодой, что-нибудь придумаешь.

Вместо этого Яблочков пошел в трактир и с горя напился.

6 июня 1871 года, воскресенье

Утром Арсения Ивановича разбудила прислуга:

– Господин к вам очень важный…

Важным господином оказался лакей генеральши Ефимовой-Ольской – прямая спина, благородная седина и лихо закрученные усы делали Василия похожим на покойного императора:

– Барыня просит ее навестить.

– Когда? – уточнил Арсений Иванович, плохо представлявший после вчерашнего, который сейчас час.

– Дело срочное. Однако вы не в форме.

– Точно. Совсем не в форме. Скажи барыне, что завтра загляну.

Василий, не сказав ни слова, удалился, однако минут через десять явился вновь со стаканом сока из помидоров:

– Выпейте, поможет.

Арсений Иванович, с трудом оторвав голову от подушки, жадно хлебнул – пить ему очень хотелось. Но вместо живительной влаги обнаружил в стакане обжигающий состав, от которого закашлялся. И сразу пришел в себя, будто и не пил весь вчерашний день:

– Водка, соль, красный и черный перец, пара помидоров, – сообщил рецепт чудо-напитка Василий. – Его превосходительству завсегда помогало. Барыня предоставила вам свой экипаж. Так что одевайтесь. А я помогу.

Лакей открыл шкап и, обнаружив там новенький фрак с сорочкой, удовлетворенно крякнул:

– Это подойдет.

Серафима Осиповна приняла Яблочкова в гостиной, завешанной живописными изображениями покойного мужа – поручик Ефимов-Ольский обороняет крепость Динабург в 1812 году; великий князь Михаил Николаевич осматривает 3-ю роту Саперного батальона, которой командует капитан Ефимов-Ольский; командир лейб-гвардии Саперного батальона генерал-майор Ефимов-Ольский докладывает на красносельских маневрах императору, генерал-лейтенант Ефимов-Ольский при обороне Севастополя.

– Совсем вы, Сенечка, забыли старуху, – пожурила Яблочкова генеральша, сменившая из-за траура белый чепец на черный.

– Простите-с, служба-с, – Арсений Иванович нагнулся к вытянутой ручке.

– Ах, какой запах! Любимый о-де-колон Верблюжонка! – восхитилась Серафима Осиповна парфюмом, которым только что щедро обрызгал Яблочкова Василий.

– Мне он тоже очень нравится, – приврал Арсений Иванович.

– Присаживайтесь! Как раз из-за вашей службы вас и позвала. Дело в том, что меня ограбили.