Напиши себе некролог

– Она ненавидела меня. За то, что плохо влияю на Костика. Но я все же надеялся ее добиться. Поэтому и припугнул на Масленицу Тарусова. Если бы Женька ею увлекся, у меня не было бы никаких шансов – он богач, я по сравнению с ним нищеброд. Я взял извозчика и поехал на Левашовский, чтобы подкараулить там Костика. Пристроился на пеньке за дегтярными сараями. В начале восьмого увидел проходящего по проспекту Костика, поманил его. Он удивился, что я здесь делаю? Я объяснил, что сильно разволновался из-за того, что он ко мне не пришел. Спросил почему? И кто ему синяк под глаз поставил? Он и рассказал. А еще сообщил, что завтра после экзамена пойдет к Крутилину, подаст на Пятибрюхова жалобу за изнасилование сестры. Если, конечно, купец к тому моменту не опомнится и не увеличит плату до тысячи. Я сказал, что Костик – подонок и подлец. Мало ему, что Капа потеряла честь, так он еще и ославить ее хочет. Нет уж! А позор, так и быть, я готов взять на себя и на Капе жениться. Костик расхохотался, мол, о таком завидном женихе для сестры он всегда и мечтал. Мало того, что я такая же голытьба, как и он сам, так вдобавок я – нервический больной. Я разозлился, вскочил, потребовал извинений. Он тоже вскочил и меня толкнул. Я в ответ, он упал, ударился о камень и умер. Мгновенно. Я сразу понял, что он мертв. Потому что трупы уже видел. Отец застрелился на моих глазах. Потому и не растерялся. Оттащил труп к лодкам и спрятал его в одной из них, забросав опилками.

– Да уж, у тебя редкое присутствие духа для новичка, – заметил Иван Дмитриевич. – Мало того что спрятал тело, так ведь еще и флягу забрать не забыл. И рубль, полученный Костиком за урок. А вот про пять червонцев за подкладкой тужурки ты, видимо, не знал.

– Флягу забрал, потому что сороковка[79], купленная по дороге на Петербургскую, закончилась. А рубль мне для швейцара был нужен, чтобы он язычок за зубами держал.

– Вы убедились, что мой мальчик ни в чем не виноват? – вскочила Черницкая.

– Мальчик ваш пускай вещи собирает.

– Какие вещи?

– Теплые. В тюрьме ему долго придется сидеть.

– Вы не смеете, он не виноват…

– Мы с вами это сейчас и обсудим. Павлик, иди пока к себе. И ты, Арсений Иванович, с ним, чтобы он снова через окно не сиганул. А мы с Вассой Никитичной пока потолкуем.

Невельский нехотя встал и жестом пригласил Яблочкова идти за ним. Когда дверь захлопнулась, Крутилин впервые за разговор улыбнулся:

– Думаю, вы правы. Мальчонку вашего оправдают. Хороший адвокат найдет знающих экспертов, они напишут заключение, что Павлик после самоубийства отца невменяем и во время драки с Костиком не владел собой. Потом адвокат в длинной речи убедит присяжных, что надо пожалеть больного ребенка, направив его на принудительное лечение. Вы оплатите дорогую клинику, и через год-другой он оттуда выйдет. Обойдется вам это тысяч в пять. Однако успех все же не гарантирован, присяжные ведь далеко не всегда поддаются гипнозу адвоката. И тогда вашего сына ждет каторга или каторжная тюрьма, а потом – вечная жизнь в Сибири.

– К чему вы клоните?

– К тому, что вы правильно мне напомнили: убийца Костика давно уже изобличен и понес заслуженное наказание. Дело закрыто. И никто не заинтересован его открывать заново. Так какая вам разница, кому заплатить пять тысяч? Адвокату с врачом или двум сыщикам? Тем более что в отличие от них мы успех дела гарантируем. Получим от вас деньги, тут же уйдем и про вас забудем.

– Три.

– Я бы и на три согласился, но вы ведь меня оскорбили. А я пообещал, что за это заплатите. Пять, мадам. И клянусь, что ни копейки не скину.

Крутилин отдал причитающуюся Яблочкову тысячу на лестнице сразу по выходу из квартиры.

– Ловко вы ее! И как быстро!

– Учись.

– Теперь куда, к Пятибрюхову?

– У него я уже побывал. Держи, твоя доля, – Крутилин протянул Арсению Ивановичу еще десяток сотенных билетов.

– Спасибо.

– Однако ты их пока не заработал. И это нужно исправить. Всегда помни: деньги с потолка так просто не падают.

25 июня 1871 года, пятница

Следить за Каретным было сплошным удовольствием – когда он гулял с Татьяной Тарусовой или ездил с дачи по житейским делам, он был весел, беззаботен и всегда что-то напевал себе под нос. Но когда Леонид собирался встретиться с товарищами по революционной борьбе, всю дорогу постоянно оглядывался, был мрачен и песенок не насвистывал. Многоопытного Фрелиха он ни разу за неделю не заметил, и к следующей пятнице тот знал о его антигосударственной деятельности все.

– Каретный покамест находится на самой низшей ступеньке революционной борьбы, – докладывал он вечером Крутилину с Яблочковым. – Занимается только агитацией и распространением литературы. И очень этим недоволен. Ему хочется совершить что-то более важное.

– Откуда такие сведения? – удивился Крутилин.