Наполеон - исчезнувшая битва

Император забросал ее письмами. Она не отвечала. Он написал: "Бонапарту женщины отказывали, но Наполеону - никогда!" Она вновь не ответила. Но великий дипломат сочинил, наконец, нужное письмо: "О, если бы Вы захотели! Только Вы одна можете преодолеть преграды, разделяющие нас. Придите, и Ваша родина станет мне еще дороже, если Вы сжалитесь над моим сердцем..."

После чего и состоялся этот трагифарс. Вся многочисленная родня уговаривала несчастную Марию изменить престарелому мужу во имя восстановления независимой Речи Посполитой. Именно это ловким намеком пообещал в своем письме император... И свершилось... А потом он умолил ее приехать в замок...

- Весь день я работал: писал приказы, диктовал письма, читал донесения... Она приехала ко мне, пожертвовав многим, для нее - всем... Чтобы видеть меня лишь глубокой ночью и просыпаться утром уже на пустом ложе. Я чувствовал ее нервность - ей казалось, что я не оценил ее жертву. И однажды, тем редким вечером, когда я не работал и мы сидели вдвоем у камина, я перечислил ей некоторые (чтобы не утомить ее) дела, которыми я занимался в тот день. "Испанские дела". Испанский король обещал поставить в мою армию пятнадцать тысяч солдат, но пока я не получил никого, и пришлось написать об этом глупцу Бурбону, и людям, на него влиявшим, и нашему послу, влиявшему на этих людей. Затем я писал приказ о "ревизии прусских земель". Их следовало описать для определения будущей контрибуции. Мне предстояло сломить наглость прусского короля, который, укрывшись в Мемеле, несколько воспарил духом, уповая на действия русского союзника. К сожалению, вместо того чтобы стереть с лица земли его самозванное разбойничье королевство, я предложил ему суровые... очень суровые условия мира, но он посмел заартачиться. Он верил в войска Александра... Кстати, армию русских возглавлял генерал Беннигсен, как мне донесли - один из главных убийц отца русского царя. Он нанес последний удар и наступил ногой на труп несчастного Павла... И сын поручил свою армию убийце отца! А после этого посмел приказать, чтобы с амвона церквей меня объявляли Антихристом, который предался сразу Синедриону и Магомету. Только невежество могло выдумать этакую чушь! В это время я преподнес ответный подарок русскому царю и куда посерьезнее - турки развязали войну с русскими. Из замка я следил, чтобы султан действовал энергично... Однако меня беспокоил Париж. Я стремился преодолеть отдаленность этого опасно своенравного города, посылая туда ежедневно курьеров. Но напряжение возрастало - биржа отреагировала падением бумаг на трудности кампании, мадам де Сталь осмелилась слишком язвить в салонах, литературные журналы были полны намеков на отсутствие свободы слова, министерство финансов делало ошибки в отчетах, покрывая воровство. Мне пришлось послать распоряжения о мадам де Сталь, и она была изгнана из Франции, чтобы напомнить остальным - я не Людовик Шестнадцатый. Пришлось позаботиться и о Германии. Для примера немецким издателям (а заодно и французским) я приказал расстрелять книгопродавца, который торговал брошюрами, возбуждавшими население против Франции... Но я понимал всю ничтожность этих мер - только великая военная победа могла успокоить всех. В замке я разработал подробный план кампании... Проблема продовольствия стала моей головной болью... Польские крестьяне были нищими, с них нечего было взять. Из Парижа провиант приходил с перебоями. К тому же в этой местности мало рек и для перевозок нужно небывалое количество лошадей... Но я не сомневался - победа не за горами, я добуду ее уже ранней весной... И тогда я - хозяин мира!

Он остановился, вспомнив, что не закончил рассказ о женщине.

- Да, Мария... Я ей сказал тогда: "Я всю жизнь так работаю. Раньше я был желудем, одним из многих желудей, теперь я дуб, который должен питать свои желуди. Мне нравится эта роль. Но для тебя я хочу вновь стать маленьким желудем". Однако дела, дела... И по-прежнему нам оставалась только глубокая ночь. - Император усмехнулся. - Любил ли я ее? Во всяком случае, я писал ей смешные, совсем юношеские письма: "Мария, Мария, моя первая мысль о тебе... Мы будем общаться так... если я прижму руку к сердцу, ты поймешь: оно целиком твое. Но в ответ прижми цветы к груди, чтобы и я знал о твоей любви. Люби меня, моя чаровница! Не выпускай цветы из прелестных рук..." И она прижимала... не выпускала. Но ей не было двадцати, а мне шел уже четвертый десяток... Каков глупец! Счастливый тогда глупец. Прощаясь, она подарила мне кольцо с надписью: "Если ты меня разлюбишь, помни - я буду продолжать любить тебя".

Император произнес эти слова почти сердито. Он будто очнулся.

- Вы записали? Надеюсь, вы поняли - это надо уничтожить! И на будущее: коли я рассказываю подобное, никогда не записывайте...

Зачем же он это рассказывал? А все затем же - ему хотелось вновь очутиться там...

И он продолжал: