27 октября основные силы армии вышли на Можайскую дорогу. Теперь, имея перед собой почти 200 миль до воображаемого убежища — Смоленска, делом первой необходимости стало навести порядок в деморализованной толпе, состоявшей из пехотинцев, спешившихся кавалеристов и канониров, у которых не было лошадей, чтобы тащить пушки. Армию построили в три дивизии, Мюрат возглавил авангард, принц Евгений стал в центре, а Даву во главе арьергарда. Непостижимым образом толпа гражданских, сопровождавших армию, растворилась среди трех дивизий, но поскольку мужчины и женщины, сопровождавшие армию, не привыкли долго маршировать в суровых условиях бездорожья, то вскоре они стали сосредоточиваться в тылу, что значительно затрудняло контакты между педантичным Даву и принцем Евгением.
Наполеон шел пешком вместе с армией. В письме попавшему в опалу Жюно он писал, что битве с холодом предпочитает такой вид наступления. Если он не маршировал, то ехал в карете, окруженной теми гвардейцами, которые еще не потеряли чувства сплоченности и дисциплины. И несмотря на то что настоящие холода еще не наступили, даже старые ворчуны гвардейцы начинали самовольничать и, стараясь облегчить себе дорогу, ходили в сторону, останавливались в небольших рощах, чтобы развести костер и сварить конину, ставшую их основной, если не единственной, пищей. Конина на пропитание была следствием находчивости Бертье, отдавшего приказ использовать оставшихся от кавалерии лошадей для повозок, а тех, которые падут, пускать на мясо для голодных солдат. 28 октября начались морозы, но снег пошел только через сутки. За это время Мортье, ушедший со своими 10 тысячами солдат из Москвы 23 октября, соединился с основными силами.
Мортье приложил все усилия, чтобы наилучшим образом выполнить поручение, но разрушить Кремль ему все-таки не удалось, несмотря на огромной силы взрыв, который отходящие в юго-восточном направлении части армии по ошибке приняли за землетрясение. Пушечный порох в больших количествах был заложен в подвалы, но маршалу стало необходимо принять самые строгие меры, чтобы удержать свою команду от беспорядков, причиной которых могли стать 2000 бутылок водки, найденных в подвалах. Чтобы удержать своих солдат от повального пьянства, бесстрастный Мортье приказал разбить все бутылки до одной. Тем не менее некоторое количество разрушений в Кремле все-таки произвели, но дело не завершили — русские войска потянулись в город еще до того, как французы ушли из него. Один из русских полководцев, генерал Винцингероде, немец на службе у русских, так торопился, что въехал в Кремль как раз тогда, когда французский маршал покидал его. Обнаружив последствия своей поспешности, Винцингероде попытался выкрутиться, объяснив, что он прибыл как парламентер. Мортье был добродушным человеком (единственный из маршалов Наполеона, никогда не имевший врагов), но и у его добродушия были пределы. Сказав генералу, что появление человека его ранга в качестве парламентера, отправленного в стан противника, несколько необычно, он велел взять его под стражу и захватил с собой, отправляясь на встречу с главными силами.
Но участь Винцингероде оказалась вдвойне несчастливой. Наполеон, когда к нему привели пленника, пребывал в крайне плохом расположении духа и набросился на него с оскорблениями, называя мерзавцем, грозясь расстрелять. Однако Винцингероде был крепким орешком, вроде генерала Вандамма, и в ответ на угрозы расстрела сказал: «Я русский солдат и всегда готов к встрече с французской пулей!» Наполеон что-то проворчал, но о том, чтобы расстрелять пленника, речи больше не шло.
29 октября посыпал снег, температура упала до 9 градусов ниже нуля, положение пленников было плачевным. Французы питались кониной, русским пленникам есть было нечего, и уже на этой стадии отступления пошли слухи о случаях людоедства среди них. Бургойнь и другие ветераны наполовину поверили эти слухам, разговорившись на привале с португальским сержантом, которого они встретили на опушке леса недалеко от Вязьмы. Португальский сержант был откомандирован охранять 800 русских пленных. Он рассказал Бургойню, что, как только один из пленных умирал, его труп разрезали на части, варили и ели. Гвардейцы вряд ли приняли эту историю за чистую монету, однако пойти вместе с португальцем, чтобы самим убедиться в правоте его слов, они отказались.
4
Теперь, когда выпал первый снег и температура резко упала, даже ветеранское братство стала подтачивать паника. Каждый, у кого оставалось хоть что-нибудь из еды, питался втайне от других, грызя под своим плащом кусок лепешки или сахара. Если же у кого-то была мука или картофель, он не бросал их в общий котел на биваке, а удалялся в сторону от дороги, разводя огонь в лесу. Бутылка водки или несколько пачек сахара стоили теперь больше, чем их вес в золоте.