На счету была каждая секунда. У него не было твердых новостей от Удино и Виктора относительно безопасности переправы через Днепр или Березину. В любой момент Витгенштейн и Чичагов могли объединиться, а может быть, уже объединились и захватили Борисов. Каждый залп нависшей над ним русской артиллерии уменьшал шансы на спасение, на то, что удастся привести во Францию хотя бы остатки его батальонов. Но Наполеон все еще ждал, и его вера в Даву была вознаграждена. Днем 17 ноября дивизию маршала заметили шагавшей по открытой местности в окружении толп казаков. Они шли, построившись в каре, хладнокровно и почти в полной тишине, будто отряды всадников, нависавшие с флангов, были роями мух, которые могут досаждать, но не в состоянии ужалить. Кутузов предпринял еще одну попытку отделить солдат Даву и выслал кавалерию впереди их следования, чтобы она заняла другую позицию, с целью перехватить французов на главной дороге. Но он уже опоздал. На главной дороге стоял батальон Старой гвардии, и русская кавалерия отступила, чтобы не приблизаться к этим железным людям на расстояние штыкового удара. Три дивизии сомкнули свои ряды под Наполеоном, фактически ими командовали Мюрат, Евгений и Даву. Вместе они перешли в наступление, разбросав последние из отрядов Кутузова; командиры шли, взяв друг друга под руку. О том, чтобы ждать Нея еще один день, речи не шло. Ней и его 10 тысяч солдат были брошены на погибель.
Основные силы армии не могли уйти с еще большими потерями. Теперь, полностью выйдя из оцепенения по поводу того, что его жертва ускользнула, и понимая, что французы, переправившись через две реки форсированным маршем, отступят в герцогство Варшавское, Кутузов и Милорадович предприняли еще одну большую попытку, повиснув на хвосте у отступавших батальонов, как стая волков, и осыпая их крупной картечью. Ветераны, пережившие все опасности марша, умирали под Красным; только тех раненых, которые могли идти, было возможно забрать с собой; крики же раненых, которых пришлось бросить, по сообщению Бургойня, были жалостливыми. Французы перешли через овраг, заваленный мертвым скотом, — мясо могло бы поддержать их силы до самого Немана, но теперь оно одеревенело.
Скот погиб из-за нехватки фуража. Наступившей ночью сержанту опять повезло. Случайно Бургойнь повстречал своего друга, который шел вместе с венгерской маркитанткой, и они дали ему немного овсяной муки и конины. Прошло два дня с тех пор, как он ел последний раз.
Даже теперь, несмотря на все испытания, боевой дух Великой армии не был сломлен. Еще раз они преуспели в пробивании пути сквозь намного превосходящее число противника, огневая мощь которого была несравнимо больше, чем та, которую они могли обрушить на него в ответ. Орудий осталось совсем немного. Даже великолепный Лонгчемп, чьи залпы спасли арьергард во время последней стадии сражения, был вынужден бросить свои орудия из-за нехватки лошадей. Тылы основных сил теперь прикрывали гессенцы Ройдира.
Примером стойкости и изобретательности некоторых ветеранов может послужить история драгуна Мелле, человека из Конде и одного из старых друзей Бургойня. Той же ночью он появился у жалкого бивака, верхом на своей лошади Кадет, прошедшей с ним через прусскую и польскую кампанию. Она была в Испании, выжила во всех кровавых сражениях на Дунае в 1809-м, а затем вновь отправилась в Испанию, вместе с Массена, и опять в Европу, теперь уже в Москву. Мелле вел русского пленника. Чтобы добыть корм для своей лошади, он предпринял один из нескольких ночных набегов на лагерь русских и вернулся не только с кормом, но и со «свидетелем», как он сказал. Его твердое убеждение заключалась в том, что, если бы он следил за своей лошадью, Кадет привела бы его домой, именно это сейчас и произошло. Позже Мелле так и не вернулся домой, а Кадет погибла в одной из больших кавалерийских атак при Ватерлоо 30 месяцев спустя.
«С дюжиной таких людей, — сказал Ней, пройдя несколько миль, — мне наплевать на всех казаков в Европе!»
Выполняя задание, почти равнозначное самоубийству, заключавшееся в прикрытии тылов, капитан Ройдир фактически шел назад по Смоленской дороге по направлению к врагу. В одной схватке с русской кавалерией его полк (по-видимому, увеличенный) потерял 10 офицеров и 119 солдат.
Ноги Ройдира угрожающе воспалились, руки были обморожены, но он продолжал сражаться и отступать, поддерживая жизнь тем, что удавалось найти в карманах мертвых, среди которых был и его собственный повар, убитый ядром, — он обеспечил Ройдира кофе, которого оказалось достаточно для шести чашек на следующем биваке. Для дополнительного обогрева капитан оборачивал себя тряпками, сделанными из запачканных кровью меховых плащей.