Напрасные упреки

— Не знаю, что со мной произошло в тот вечер. Да, наверное, и шампанское было виновато. Но главное, что я была… что у меня не было… уже так давно… — Она запнулась, испугавшись, что сбивчивая исповедь еще больше унизит ее, и еле слышно докончила: — Я понимаю, как все это выглядело. Ты, вероятно, думаешь, что я каждый вечер привожу в дом мужчин, но…

— Напротив, — прервал ее Шелдон. — У меня сложилось впечатление, что ты очень давно не делала ничего подобного. — Лицо Дороти вспыхнуло и, скривив губы, Шелдон добавил: — Извини, я поступил не по-джентльменски, сказав это.

Не по-джентльменски? Она чувствовала себя последней дурой, и Шелдон знал это. Он получал удовольствие, высокомерно насмехаясь над ней. Дороти с удовольствием надавала бы ему пощечин, но сейчас она не могла себе позволить ничего подобного. Пытаясь сдержать гнев, она сжала кулаки так крепко, что ногти впились в холодные влажные ладони.

— Ты имеешь право говорить все, что угодно. Я прекрасно понимаю, что сама дала повод к этому. — Дороти опустилась на край дивана и положила дрожащие руки на колени. Хватит с нее этих разговоров, пора переходить к делу. Она выпрямилась и, стараясь, чтобы голос звучал твердо, сказала: — Но сейчас мы должны поговорить о более важных вещах. Согласен?

— О Дэвиде?

Выражение лица Шелдона не изменилось. Оно по-прежнему оставалось насмешливо-нежным, но жесткий тон, каким он произнес имя Дэвида, ужаснул женщину. Слава Богу, она сидела.

— Да. — Дороти смотрела ему прямо в глаза, что было непросто: он возвышался над ней и вовсе не собирался садиться, как она ожидала. — Мне необходимо знать, что ты собираешься делать.

Шелдон удивился, будто услышал заведомую глупость.

— Усыновить его. Только и всего.

— Это невозможно. Он уже усыновлен! Мною! — воскликнула Дороти.

— Незаконно. — Синие глаза стали холодными и колючими, и она поежилась, осознав, что мягкое обращение, улыбчивость — всего лишь маска. — Я уже нанял частного детектива, который занимается розысками брата Майры. Несомненно, этот негодяй и подделал мою подпись. Скоро мы его найдем. Но даже если этого не случится, подлинность моей подписи никогда не будет подтверждена в суде. И ты это знаешь.

Сердце Дороти болезненно сжалось. Брат Майры жаждал поскорее отделаться от племянника-сироты. Неужели правда, что он никогда не связывался с Шелдоном Трентом? Но она отмела все сомнения и решительно возразила:

— Нет, не знаю. Ты единственный, кто заявляет, что это подделка. Наш эксперт по почеркам считает, что подпись настоящая.

— Ах, платные эксперты! Да за деньги они скажут все что хочешь.

Дороти вздрогнула.

— Вероятно, ты имеешь в виду экспертов, работающих с тобой. У нашего же прекрасная репутация.

Неприятная ухмылка исказила лицо Шелдона.

— Неужели? Но, по-моему, он у вас третий… нет, четвертый. Или я ошибаюсь? Прежние были не столь надежны.

Ей снова стало неловко, когда он упомянул о трех экспертах, с которыми пришлось расстаться. Милтон тогда убеждал ее, что менять экспертов, пока найдется подходящий, — самое обычное дело. И она верила ему. Но теперь, взглянув на дело глазами противника, впервые поняла, что это должно вызывать подозрения.

— Экспертиза почерка очень трудна, — начала она и, услышав в голосе нотки неуверенности, возненавидела себя. — Это вовсе не точная…

— Проклятье, Дороти! — Шелдон почти швырнул свой стакан на стол. Янтарная жидкость расплескалась и залила стеклянную поверхность. Капли блестели, как драгоценные камни. — К черту подпись!

Испуганная этим взрывом, Дороти затаила дыхание. Он обошел диван и остановился перед ней с суровым видом. Руки он засунул в карманы и так сильно натянул ткань брюк, что были видны очертания каждого пальца.

— Это смешно! Мы оба можем нанять сколько угодно экспертов, и они годами будут спорить по поводу каждой закорючки в чертовой подписи. А Дэвид тем временем вырастет. Этого ты хочешь? Думаешь, так ему будет лучше?

— Конечно нет, — возразила она. — Мне кажется, будет лучше, если ты оставишь нас в покое.

Шелдон смотрел на нее, тяжело дыша. Ноздри прямого носа раздувались, а в прищуренных синих глазах пылал огонь.

— Нет, никогда! — отрезал он.

Боже! Сколько холодной ярости было в этих двух словах! Таков его окончательный приговор. Она медленно поднялась.

— Ну что ж… Только не надейся, что я отступлю, — твердо заявила она. — Нравится тебе или нет, но Дэвид мой сын.

— Приемный.

— Он мне сын, — повторила она, и голос ее дрогнул. Разве он может понять, что для нее значит Дэвид? — Что бы ни было сказано в документах, для меня, для моего сердца он сын.

Шелдон пожал плечами, давая понять, что все равно остается при своем мнении.

— Даже если судья посочувствует тебе, услышав столь сентиментальное заявление, уверена ли ты, что он проигнорирует претензии родного дяди ребенка? Смотри на вещи реально, Дороти. Ведь ты же читаешь газеты и прекрасно знаешь, что в делах об опеке кровным связям придают особое значение.