Напутствие: 9 уроков для замечательной жизни

– Капрал, ты знаешь, что такое военное преступление?

Пришло мое время! Жизнь – это петляющая дорога. Усеянная кочками, она извивается, бежит в гору и спускается в пропасть. И не важно, как сильно вы ненавидите ее изгибы, стоит вам добраться до места, откуда открывается прекрасный вид, как все злоключения будут разом позабыты.

Со временем мы выяснили, что нацисты, в нарушение всех законов войны, систематически убивали пилотов и уцелевших членов экипажей самолетов союзников, которые оказывались на территории, контролируемой немцами. Так появились дела убитых пилотов. Я прыгал в машину и ехал на место преступления, чтобы собрать улики. Невеселая работа. Тела сбрасывали в реки или глубокие ямы. Обычно пилоты уже были мертвы, раздеты, иногда удавалось обнаружить серийный номер на внутренней подкладке брюк. Приходилось их откапывать. Дело было зимой, земля промерзла, но я не решался копать киркой, потому что боялся проломить череп, а моих знаний не хватило бы для того, чтобы отличить такую рану от пулевого отверстия. Я обвязывал одну или обе лодыжки веревкой, прикреплял ее к джипу и медленно вытаскивал тело, в надежде, что удастся поднять хоть что-то. Чаще всего я был единственным американцем, а весь мой авторитет заключался в пистолете 45-го калибра. Позже я написал на бампере машины большими буквами «Immer allein», что значит «Всегда один».

Когда закончилась война, я пустился по следам самой крупной рыбы – Адольфа Гитлера. Предполагалось, что он спрятался в своей баварской резиденции, которую мы прозвали «Орлиным гнездом». В надежде, что улик будет много и в джип они не поместятся, я одолжил у капеллана прицеп. Но после работы нашей авиации и без того извилистая дорога к «Орлиному гнезду» была усеяна воронками от снарядов. Прицеп стал обузой, и я оставил его на обочине под охраной американского солдата. «Гнездо» занимала 101-ая воздушно-десантная дивизия, но Гитлера там не было. Я сразу же направился в архив, где сделал удивительное открытие: оказалось, солдаты 101-ой воздушно-десантной дивизии превратили второй ящик снизу в общественный туалет и довольно часто им пользовались. О чем бы ни говорилось в тех документах, я их не забрал. Мы получили сведения о том, что Гитлер покончил с собой в Берлине. Я до сих пор жалею, что не смог нанести фюреру внезапный визит. Когда я приехал к бункеру, русские уже вырыли большую яму, примерно три на четыре метра, в которую и сбросили его пепел.

По возвращении в мюнхенскую штаб-квартиру, мне предстояло объяснить капеллану, что случилось с его прицепом. Я сказал:

– Святой отец, я только что вернулся с задания.

Он спросил:

– Как все прошло?

Я ответил, что потерял винтовку, на что он сказал:

– Не тревожься за нее, сын мой.

Тогда я сказал, что потерял подарки, которые вез для остальных, и он добавил:

– И о них не тревожься, Бог простит тебя.

Тогда я признался:

– И ваш прицеп я тоже потерял.

Молчание.

Меня пытались отдать под трибунал за утрату госсобственности! Но документы об этом я, разумеется, не сохранил.

Глава пятая О принципах: Выбирайте добро

После начала масштабных бомбардировок союзников в штаб генерала Паттона начали поступать сообщения о том, что танковые батальоны встречают на дорогах людей, которые, судя по всему, ушли из какого-то трудового лагеря. В донесениях также говорилось, что одеты они в лохмотья, пижамы и выглядят истощенными. Это были узники освобожденных концлагерей.

Всего я посетил около десяти «фабрик смерти», в их числе были Бухенвальд, Маутхаузен, Флоссенбюрг и Эбензее. Картины бесчеловечности и смерти везде были одинаковы. Они до сих пор стоят у меня перед глазами, но описать их трудно. Такое не забывается. Полный хаос. Бой в самом разгаре. Земля усеяна телами: мертвые, раненые, брошенные, слабые, с умоляющими о чем-то глазами. Я видел груды костей и кожи, сваленные вперемежку, как дрова, я видел беспомощных скелетов с диареей, дизентерией, тифом, туберкулезом и пневмонией. Я видел, как люди, словно крысы, копошились в мусоре в поисках куска хлеба. Я видел крематории, в которых пепел сначала сгребали в кучу лопатами, а потом рассыпали по полям в качестве удобрения.

То были картины неописуемого ужаса. Я словно заглянул в ад. И мне пришлось изобрести особый подход. Я делал вид, что ничего не произошло. В обычной жизни я был человеком рациональным, но здесь мне все время приходилось повторять себе: «Этого нет, этого нет, этого нет». Я притворялся, что участвую в каком-то неведомом спектакле. А что еще оставалось? Не мог же я сесть и с криком начать рвать на себе волосы или схватить первого попавшегося немца и молотком размозжить ему голову. Некоторые вещи наш мозг воспринять не способен, и в такие минуты нужно полностью ему довериться, ведь он лучше знает, как нас защитить. Скорбящие люди часто рассказывают, что среди дня их клонит в сон. Если мозг не может справиться с болью, то он будет отключаться чаще обычного. Поэтому для того, чтобы пережить окружавший меня ужас, пришлось притвориться, что он всего лишь вымысел.