Напутствие: 9 уроков для замечательной жизни

Свою вступительную речь на Нюрнбергском трибунале я начал со слов «Наша цель не мщение». Я знал, на что способна месть, я видел ее в действии, и, поверьте, она ужасна. Моей целью было установить торжество закона, который оберегал бы всех нас. Жажда мести заложена в человеке самой природой, но мы должны противостоять ей. Не идите путем тех, кого вы ненавидите, в противном случае вы тоже станете чьим-то врагом, и все повторится. Старая присказка «будь выше этого» здесь совершенно справедлива. И пусть так говорят все кому не лень, но это чистая правда. Разумеется, нас должны судить по поступкам, но для этого есть суд.

На протяжении тех долгих месяцев я ни на минуту не забывал о своем еврейском происхождении и детстве, которое прошло в еврейском районе, но никогда не обращал внимание на религию, которую исповедовали жертвы. Я поступился этим принципом лишь однажды, во время Нюрнбергского процесса: чтобы никто не смог сказать, будто это национальная месть, я попросил друга провести перекрестный допрос главного обвиняемого, на совести которого была смерть 90000 евреев.

В концлагерях евреи и коммунисты должны были носить робу с нашивками из звезд разного цвета, желтого и красного соответственно. Но когда я оказался там, различить их было невозможно, потому что одежда превратилась в лохмотья. И все они были просто людьми.

Глава шестая О правде: Высказывайте свое мнение, даже если никто не слушает

Вернувшись из Германии, я вступил в десятимиллионную армию американских солдат, искавших работу. Я рассылал резюме куда только мог. Но в больших юридических фирмах меня первым делом спрашивали: «Сколько клиентов вы с собой приведете?» К сожалению, у всех моих потенциальных клиентов на руках были только татуировки.

Удача обходила меня стороной, как вдруг однажды пришла телеграмма из Пентагона, в которой меня просили приехать к ним на встречу. Я отправился в Вашингтон, где со мной побеседовал полковник Микки Маркус[13], набиравший людей для проведения трибуналов. Им очень не хватало юристов, которые имели бы хоть малейшее представление о военных преступлениях.

Мысль о возвращении в армейское командование не вызывала у меня восторга, да и сами трибуналы оставляли желать лучшего, но затем меня вызвали на встречу с полковником Телфордом Тейлором[14], которая стала для меня судьбоносной. Тейлор сказал, что президент Труман назначил его ответственным за дополнительные судебные разбирательства, которые правительство США намерено провести с целью разоблачения некоторых аспектов немецкой жизни, чтобы понять, как такая цивилизованная страна как Германия, могла совершить столь ужасные преступления. Начать собирались сразу после завершения всех международных военных трибуналов.

Тейлор сказал, что при проверке моего досье он выяснил, что я время от времени нарушал субординацию. На что я ответил:

– Сэр, боюсь, Вас ввели в заблуждение. Я нарушал субординацию не время от времени, а все время. Я не исполняю противоправных или бессмысленных приказов.

И тут же добавил, что тоже навел о нем справки и знаю, что он не из тех, кто отдает такие приказы.

Полковник улыбнулся и сказал:

– Вы едете со мной.

Нюрнбергский трибунал должен был явить миру грандиозную панораму немецкого общества. Телфорд сказал, что несколько подозреваемых уже содержатся под стражей, но улик против них нет. Мне было поручено раздобыть доказательства для двеннадцати судебных разбирательств, большая часть которых затрагивала общество и различные ветви власти. Первыми стали доктора, проводившие медицинские эксперименты на узниках концлагерей, затем шли юристы, находившие лазейки в законах, с целью осуждения людей по политическим причинам. Мы имели дело с промышленниками, выделявшими деньги на строительство лагерей, которые, в свою очередь, обеспечивали их бесплатной рабочей силой; дипломатами, подготовившими почву для агрессии Гитлера, военными и штурмовиками, принимавшими непосредственое участие в убийствах. Все это было заранее спланированно, и мне предстояло заполучить неопровержимые доказательства их вины.

В Берлине я организовал штаб из пятидесяти человек, которых распределил по разным ветвям правительства. Весной 1947 года один из наших лучших сотрудников Фредерик С. Бурин ворвался ко мне в кабинет и в волнении заявил, что нашел что-то важное. Он протянул мне толстую, способную сравниться разве что с телефонным справочником Нью-Йорка, папку донесений с пометкой «Совершенно секретно». Сотни нацистских военачальников получали эти сведения прямиком из берлинского отделения гестапо. В списке адресатов рядом с высокопоставленными лидерами Третьего рейха стояли и имена генералов.